Жизнь в режиме отладки - Гизум Герко

Ключ привычно скрипнул в замке.

Я ожидал увидеть пустую квартиру, тишину и возможность спокойно завалиться на диван с книгой или очередной серией какого-нибудь научпоп-сериала. Но из комнаты доносился приглушенный звук — Маша, значит, сегодня решила осчастливить меня своим «набегом». В прихожей валялись ее кроссовки — ярко-розовые, как фламинго, забредший в питерскую подворотню. На вешалке — ее легкая куртка. Значит, «набег» был спланирован заранее, по крайней мере, с ее стороны.

Маша обнаружилась на диване, с ногами, поджатыми под себя, и с телефоном в руках.

Судя по сосредоточенному выражению лица, она вела очередную священную войну в комментариях или выбирала новый «курс по раскрытию внутреннего потенциала». При моем появлении она лишь на секунду оторвалась от экрана.

— О, привет, — бросила она. — А я уж думала, ты сегодня решил заночевать на работе.

— Привет, — ответил я, стягивая промокшую куртку. — Работа имела неосторожность закончиться. Ты давно здесь?

— Часа два, — Маша снова уткнулась в телефон. — Пыталась тут порядок навести, но у тебя такой творческий беспорядок, что я решила не нарушать гармонию.

«Порядок» и «Маша» — это были два понятия, которые в моей картине мира пересекались крайне редко.

Ее «навести порядок» обычно означало переложить мои книги из одной стопки в другую, поближе к краю стола, откуда они с большей вероятностью могли бы совершить эффектное падение.

— Закажем что-нибудь? — спросил я, направляясь на кухню в поисках чего-нибудь съедобного, хотя заранее знал, что холодильник, скорее всего, порадует меня лишь одинокой банкой шпрот и засохшим лимоном.

— Я уже заказала, — сообщила Маша, не поднимая головы. — Пиццу. Твою любимую, «Четыре сыра». И себе — салат «Цезарь», только без гренок и чтобы соус отдельно. А то опять положат этих сухарей каменных, а соус такой жирный, что есть невозможно.

Я вздохнул.

Машины гастрономические предпочтения были так же переменчивы и сложны, как ее карьерные устремления. Сегодня — «Цезарь» без гренок, завтра — детокс на смузи из сельдерея, послезавтра — внезапная тяга к бабушкиным пирожкам с капустой.

Пиццу привезли минут через сорок.

Разложили ее на журнальном столике перед телевизором, который никто из нас смотреть не собирался. Маша ковыряла свой салат с таким видом, будто это не листья салата и куриная грудка, а как минимум диссертация по квантовой механике, требующая немедленного и всестороннего изучения. Я же молча поглощал свою «Четыре сыра», которая на вкус была скорее «Два с половиной залежавшихся сыра и один очень подозрительный».

— Опять сегодня на собеседование ходила, — внезапно сообщила Маша, отодвигая тарелку с недоеденным салатом. — В одну контору, «Мир позитива и процветания». Название уже внушает, да?

— Звучит многообещающе, — согласился я, стараясь не подавиться куском пиццы. — И как, мир оказался позитивным?

— Ага, щас, — хмыкнула Маша. — Офис в каком-то подвале, менеджер по персоналу — тетка с таким лицом, будто ей все человечество должно денег и не отдает. А вакансия — «специалист по созданию атмосферы радости». Я ее спрашиваю, что конкретно делать-то надо? А она мне: «Ну, вы должны быть позитивной, улыбаться, вдохновлять коллектив». Я чуть не рассмеялась. Говорю, а зарплата за эту «атмосферу радости» какая? Она назвала такую сумму, что единственная атмосфера, которую можно создать на эти деньги, — это атмосфера глубокого уныния.

Я слушал ее тираду, кивал в нужных местах, а сам думал, что это уже, наверное, десятое или пятнадцатое «провальное» собеседование за последние пару месяцев.

Маша получила диплом по специальности «связи с общественностью», но по ней не работала ни дня. Говорила, что это «скучно и не для нее», что она «ищет себя». Поиски эти затягивались, а список «неподходящих» вакансий только рос. То зарплата маленькая, то коллектив «токсичный», то «энергетика не та». Иногда мне казалось, что она просто боится остановиться на чем-то одном, боится ответственности, боится, что сделает неверный выбор.

— Может, тебе стоит попробовать что-то более конкретное? — осторожно предложил я. — Вспомнить, чему тебя в институте учили?

— Ой, только не начинай, — отмахнулась Маша. — Эти «связи с общественностью»… Да кому они нужны в реальной жизни? Это все теория, а на практике все по-другому. Вот Ксюха, помнишь, моя одногруппница? Она сейчас курсы по SMM ведет, зарабатывает кучу денег, ездит по Бали. А ведь тоже с дипломом пиарщика. Просто она нашла свою нишу.

«Ксюха» была Машиным вечным примером и одновременно тихим укором в мой адрес.

Ксюха была «успешной», «проактивной», «живущей полной жизнью». А мы с Машей… а мы ели вчерашнюю пиццу и обсуждали провальные собеседования.

Разговор, как это часто бывало, плавно перетек в зону взаимных претензий, высказанных, впрочем, не напрямую, а так, намеками, полутонами.

Маша вздыхала о том, что «время идет», что «все подруги уже чего-то добились», что «нужно развиваться, двигаться вперед». Я понимал, что под «развиваться» она подразумевает нечто отличное от моего ежедневного копания в коде и чтения научных статей. Ей хотелось яркой картинки, «движухи», каких-то внешних атрибутов успеха. А я… я хотел интересных задач, возможности заниматься тем, что действительно увлекает, а не просто приносит деньги. И эти наши «хотелки» почему-то никак не хотели совпадать.

— Ты какой-то пассивный в последнее время, — заметила Маша, глядя на меня долгим, изучающим взглядом. — Раньше ты хоть про свои эти… нейросети рассказывал, глаза горели. А сейчас — работа, дом, компьютер. Скучно, Лёш.

— Может, просто интересных проектов на работе нет, — пожал я плечами. — А про нейросети… что про них рассказывать? Это же не сериал, там каждый день новых серий не выходит.

— Дело не в нейросетях, — вздохнула она. — Дело в тебе. В твоем отношении. Такое ощущение, что тебе ничего не надо, что ты просто плывешь по течению.

И снова это знакомое чувство — будто меня пытаются втиснуть в какие-то рамки, подогнать под какой-то стандарт «успешного молодого человека».

А я не хотел быть «успешным» в ее понимании. Я хотел быть… собой. Только вот это «собой», видимо, не очень вписывалось в Машину картину идеального мира.

Мы еще немного поговорили, вернее, Маша говорила, а я больше слушал, вставляя односложные реплики.

Ощущение тупика, из которого мы никак не могли выбраться, становилось все сильнее. Как два программиста, пытающиеся отладить одну программу, но использующие совершенно разные языки и парадигмы.