Чёрный ратник - Макс Гато

На подходе к усадьбе меня встретила тишина. Кованые ворота были распахнуты. Стражники, судя по всему, снова забились в свою каморку и пили чай, жалуясь на старые кости. Чего им было переживать? Вокруг поместья растянуты сигнальные заклинания. Их ставил нанятый в городе маг, он же периодически приезжал и обновлял их.

Наказать бы их за такое раздолбайство… Ну да ладно, сейчас мне это было на руку.

Я вошёл во двор. Он был пуст, только мокрые куры прятались под телегой у сарая. Да пёс в будке, завидев меня, прижался к земле. Чёрный и обычно бесноватый. Сейчас он притих — зверь всегда чувствовал человеческую натуру лучше нас самих.

Лишь на крыльце, на серой плитке, скрытая стеной дождя, стояла Лена, дочка хозяев.

Волосы цвета вороньего крыла, подвязанные тёмно-зелёной лентой, разметались от холодного ветра, а на её плечи поверх скромного платья с серебристой вышивкой был наброшен платок. Она выглядела чинно, скромно, как и полагалось добропорядочной помещичьей дочери. Тонкими, нежными пальцами она держала плетёную корзинку с цветами. Полупустую. Дождь, похоже, прервал её планы в саду.

Родная дочь семьи Захаровых даже в такую погоду чувствовала себя здесь, в их вотчине, как дома. Тимоша же был лишь воспитанником. Его взяли то ли по дружбе, то ли из жалости. Этого не знал ни прошлый владелец тела, ни тем более я. Меня больше интересовало как последний Темников оказался заперт в местечковом Роду.

Я подошёл к крыльцу. Лена посмотрела на меня — глаза у неё были колючие и зелёные, как недозрелый крыжовник, а на лице кислая мина при виде меня.

— Ну и видок, — проговорила она, разглядывая меня с головы до ног. — Опять с Сашей подрался, Темников?

Она была права. Но сейчас это было неважно.

Я остановился на второй ступеньке, молча глядя Лене в лицо. Она была симпатичной: чуть вздёрнутый нос, зелёные глаза, как огромные изумруды, тонкие брови и несколько аккуратных родинок на правой щеке. Я знал, что когда-то нравился ей, прошлый я. Сейчас же это было неважно.

Губы у Лены дрогнули. Она нахмурилась, чуть подалась назад. Всего на полшага, но я это заметил. Может, вспомнила, что сегодня мой день рождения, а может, не привыкла, что я смотрел ей прямо в глаза. Я зашагал дальше, промокший, с грязью на сапогах, оставляя на серой плитке тёмные следы.

За спиной раздался голос с едва заметной ноткой горечи:

— Завтрак не пропусти. Хоть раз поешь как человек.

Внутри пахло деревом, пылью и тёплым воском. Половица под ногами скрипнула — старая, будто из прошлого века. Повсюду суетились слуги, снуя по лестницам с тарелками, подносами и прочей утварью. Они не замечали меня. Я был для них пустым местом. Кажется, если бы Лена поставила на моё место корзинку с цветами, она и то привлекла бы больше взглядов.

И мне это нравилось.

Пусть я и был первым из Рода, но чёрной ауре было не положено править. По крайней мере, в открытую. Правит золото. Правит фиолетовый — имперский цвет. Впрочем, они оба были имперскими и всё зависело от монарха. Интересно, кто сейчас сидит на троне?

Я прошёл к лестнице, поднялся на второй этаж и нырнул в коридор. Здесь висели портреты на стенах — изображения рода Захаровых и их воспитанников, добившихся чего-то в жизни. Моего портрета тут не было.

Я нашёл свою комнату. Она не была убогой, скорее довольно простой: кровать с немного жестковатым матрасом, шкафы с книгами с потёртыми обложками, тумбочки, вещевой шкаф, полки с поделками из дерева, ковёр, крепкий дубовый стол и какой-то пейзаж на стене.

Я подошёл к умывальнику и упёрся руками в деревянную раму, чуть не ударившись лбом о зеркало. Это тело было выше меня из прошлой жизни. К чему мне только предстояло привыкнуть, я как-то никогда не славился ростом.

Тускловатого и мутного зеркала было достаточно, чтобы разглядеть лицо, к которому я еще не успел привыкнуть.

Острые скулы, глаза посажены чуть глубже, чем хотелось бы. Чёрные, мокрые волосы липли ко лбу. Возможно, именно из-за них Захаровы согласились принять меня после потери родителей, и воспитать в их доме. Уж больно волосами я был похож на Лену, хозяйскую дочку. Вот только глаза отличались. Мои были даже не зелёными, а карими, практически чёрными. Или это они сегодня так почернели? Я оттянул веки, но не заметил ничего необычного.

Я умылся едва тёплой водой, нагреваемой магией. Хотелось, конечно, отмыться и отдохнуть, ведь небольшая ванная была по соседству, но придётся набирать воду. А пропускать завтрак не хотелось.

Организм требовал подпитки. Особенно учитывая худое тело, которому требовалось набрать сил. Впрочем, я был не беспомощным, а, скорее, жилистым. Тимошу явно учили и тренировали как могли. Только вот ауру он так и не пробудил.

Я отмылся как мог и вытерся белым полотенцем, снял камзол. На груди красовался след от сабли, рубец с розовой, заживающей кожей.

Живот заурчал так громко, будто это звенели колокола в какой-нибудь деревенской церквушке.

Усталость подождёт.

Меня терзал не просто голод, а многовековое желание. Я не дышал, не знал вкуса, запаха, не ощущал боли или жара, не видел и сам был невидим.

Желудок завыл новой волной.

Я быстро переоделся в простую чистую рубаху и штаны, на ходу вытираясь полотенцем. Ткань приятно зашуршала по коже, и я поймал себя на мысли, что улыбаюсь. Приятно было одеться в сухое и вновь почувствовать себя частью живого мира.

Я натянул сапоги и припрятал письмо с приглашением между книг. Ещё раз взглянул в зеркало и покачал головой.

Надо будет состричь эти патлы — в бою будут только мешать.

Я аккуратно сложил мокрую одежду и поставил сапоги у стены.

— С этим разберусь попозже, — выдохнул я.

И, довольный, спустился по лестнице вниз — туда, откуда пахло едой и пряностями.

Я вошёл в столовую, где раздавались негромкие голоса. Здесь всё было чинно, спокойно, как и заведено в семействе Захаровых.

Аркадий Иванович сидел во главе стола — седые волосы собраны в густой хвост, глаза полуприкрыты, а на остром подбородке трёхдневная щетина.

Рядом его супруга Анна Михайловна в кружевном чепце, который она никогда не снимала. Лена уже была за столом и сидела рядом с Николаем, крепышом лет тринадцати и точной копией отца. Когда я вошёл, все замерли

— Господи, — выдохнула Анна Михайловна, хватаясь за голову. — Как ты выглядишь? Где ты был?

Я сел за