Светоч Йотунхейма - Елизавета Алексеевна Дворецкая

Кровь, залившая лицо и серую ткань худа, даже не позволила Хаки узнать кричавшего.

Зато крик и режущий глаз цвет крови заставили опомниться.

– Разворачивай! Назад! – кричал рядом Ульв-Харек, яростно размахивая мечом.

– Стой! – рявкнул Хаки. – Куда! Хочешь спины подставить под стрелы!

– Мы не можем биться на две стороны сразу, у нас мало людей! Через стрелы не прорваться! Назад – так уйдем!

– Стой! – кричал Хаки, но брат, не слушая его, развернул коня и помчался назад вдоль рассеянного строя и перевернутых повозок.

– За мной!

Вернувшись в седло, Хаки направил жеребца в поле, криками и взмахами меча увлекая за собой остальных. Его жеребец легко перескочил через невысокую каменную изгородь, призванную помешать овцам травить хозяйское поле.

Человек двадцать устремились за ним, минуя выскочивших из-за повозок обоза нападавших. Кого-то стоптали конские копыта, кто-то вывалился из седла, сраженный метким броском дротика, но остановить конных пешие бойцы Хальвдана не могли.

Остатки разбитой дружины вырвались из засады и понеслись к противоположному краю поля. Вскоре они достигли его и втянулись в редкий березняк.

На опушке Хаки обернулся. Нигде не мелькала волчья шкура, служившая Ульв-Хареку вместо плаща. На дороге сражение закончилось, среди разгромленного обоза и лежащих тел ходили люди Хальвдана.

– Ну и пусть тебя тролли возьмут! – плюнул Хаки и въехал в лес.

С братом они выросли вместе и вместе поступили на службу к Эйстейну конунгу, но ни любви, ни даже простого согласия между ними никогда не было. Они будто говорили на разных языках и, по правде сказать, терпеть друг друга не могли. Лишь забота о родовой чести держала их вместе. Но теперь, когда Ульв-Харек по собственной глупости погубил себя и других, Хаки не собирался пропадать за ним следом.

Да и самому, прямо говоря, было нечем гордиться. Собранное для Эйстейна пополнение погибло, не успев добраться до конунга. С Хаки остались только его собственные люди: полтора десятка парней, имевшие славу самого бессовестного отребья в Хадаланде. Если бы не война, Эйстейн не стал бы держать их при себе.

Делать здесь было больше нечего. В последний раз оглянувшись, Хаки сделал знак своим людям и двинулся вперед, через лес. Путь их лежал в область Хрингарики, к Сигурду Оленю. Там они надеялись застать своего господина – Эйстейна.

Прядь 3

– Убирайся отсюда! Чтобы духу твоего не было в моем доме!

Элдрид только что открыла дверь и собиралась войти в теплый покой[2]; услышав это, она в испуге отшатнулась и толкнула спиной шедшую за ней Рагнхильд. Чтобы не упасть, та ухватилась за ее плечи, и обе девушки, привалившись к стене из толстых плах, в изумлении слушали гневный голос королевы Тюррни:

– Ты за кого меня принимаешь – за бессовестную ведьму, отродье троллей? Где ты совесть потерял – когда бежал с поля боя, а Хальвдан Черный подгонял тебя копьем в задницу? Это же надо совсем забыть о чести, чтобы предлагать мне такое, да еще и желать смерти невинному ребенку! Будто у тебя самого нет детей! Пусть тролли тебе помогают, пусть йотуны поют свои мерзкие заклятья, тебе же на погибель! А я даже слышать об этом не хочу!

Королева Тюррни отличалась сдержанным и миролюбивым нравом, и Рагнхильд испугалась, застав свою мать в таком гневе.

– У меня есть дети! – раздался в ответ дрожащий от обиды и досады голос Эйстейна конунга, владельца – или уже, можно сказать, бывшего владельца области Хадаланд. – У меня их трое, и я должен думать о том, что оставлю им в наследство. Но даже если судьба моих детей тебя не волнует, подумай о своих! Ты тоже подумай, Сигурд! Любому дураку ясно – вы следующие! На другой же год Хальвдан придет и к вам!

– Успокойтесь вы оба! – тоже с досадой прикрикнул Сигурд конунг, хозяин дома. – Ни к чему, чтобы об этом деле знала вся усадьба!

Элдрид торопливо прикрыла дверь, взяла Рагнхильд за руку и потянула прочь. Они еще не сняли кафтанов с накидками и теперь выкатились через сени обратно во двор, делая вид, будто и не возвращались домой.

– Что там такое было? – Элдрид повернулась к Рагнхильд. – Из-за чего твоя мать так кричала? Это она… на моего отца?

– Похоже на то. Но я ничего не понимаю! Правда… скорее всего это связано… ну, с тем предсказанием. Помнишь?

Элдрид закивала с таким видом, что, мол, еще бы не помнить! Королева Тюррни, мать Рагнхильд и жена Сигурда конунга, владыки области Хрингарики, славилась мудростью по всему Северному Пути[3]: она обладала даром врачевания и способностью предрекать будущее. Когда Эйстейн конунг, разбитый в нескольких битвах с Хальвданом Черным из Вестфольда, приехал искать помощи у своего давнего друга Сигурда, он попросил Тюррни узнать его судьбу. Все было сделано по правилам: на одной из ближних возвышенностей устроили «помост вёльвы», королева села на него, Рагнхильд и Элдрид помогали ей – пели вардлок, особую песню для призыва и подчинения духов.

Гадание прошло удачно: на призыв королевы сошлось немало духов и они охотно отвечали на вопросы. Даже слишком охотно: перебивали друг друга, говорили не совсем о том, о чем их спрашивали.

– Боюсь, что у меня дурные вести для тебя, Эйстейн, – начала Тюррни, отпустив духов восвояси. – Я спрашивала их, вернется ли Хадаланд в твои руки, но они ответили, что он теперь навек принадлежит Хальвдану и его потомству. Больше того: один дух сказал, что сын Хальвдана, Харальд, станет величайшим из властителей Северного Пути, подчинит себе всех прочих конунгов, отнимет земли и людей и обложит их данью, и что от него пойдет род королевский род, который станет править всей Норвегией. И еще…

Среди молчания людей, пораженных этими вестями, королева Тюррни поморщилась, пытаясь вспомнить весть, ускользающую из памяти.

– Что – еще? – переспросил ее муж, Сигурд конунг, пытаясь подтолкнуть застрявшее предсказание.

Он тоже переменился в лице, как и Эйстейн: ведь если сын Хальвдана Черного захватит все области Северного Пути, значит, и его владения тоже!

– Они перебивали друг друга, и вышла какая-то путаница. – Тюррни с сомнением посмотрела на мужа, потом почему-то на Рагнхильд, свою единственную дочь. – Ведь этого не может быть…

– Но это как-то можно изменить? – нетерпеливо воскликнул Эйстейн. – Ведь так не бывает, чтобы все было предопределено раз и навсегда! Каждый сам сеет свою судьбу, вы же знаете! Что я сделал не так? Что Гандальв сделал не так, все другие, у кого этот ведьмин