Двадцать два несчастья - Данияр Саматович Сугралинов

— Я… — И запнулся, не зная, что ответить. Сергей Николаевич? Ростислав Иванович? Кто это? Харитонов? Но отвечать хоть что-нибудь было надо, и я сказал: — Я это… мне нужно идти…

Он раздраженно хмыкнул и пошел дальше, я же на нетвердых ногах двинулся по коридору, пытаясь найти ближайший туалет или любое другое уединенное место. Несколько медсестер проводили меня такими же неприязненными взглядами. Одна шепнула что-то другой, и обе неприятно захихикали, зыркая на меня и ухмыляясь.

Что вообще происходит, черт возьми?

Наконец я нашел дверь с табличкой «М» и, толкнув ее, вошел внутрь. К счастью, помещение оказалось пустым. Я бросился к раковине и открыл кран с холодной водой, плеснул в лицо.

А потом поднял глаза на зеркало.

Господи! Едва не запнувшись о собственные — или уже нет? — ноги, я шарахнулся в сторону. Сердце рвалось из груди.

В отражении был кто-то другой! Не я!

Не шестидесятивосьмилетний Сергей Николаевич Епиходов, ведущий нейрохирург московского института имени академика Ройтберга, а какой-то жирный, неопрятный мужик средних лет с нездоровым, землистого цвета лицом, красными, воспаленными глазами и трехдневной щетиной. Растерянно я коснулся лба и подбородка — отражение повторило мой жест. Ущипнул себя за щеку — незнакомец в зеркале поморщился.

Невозможно! Это же черт знает что такое!

Я задрал рукав халата. На жирном, словно студень, предплечье виднелась вульгарная татуировка с расплывающимися контурами китайских иероглифов, которой у меня отродясь не было.

Это чужое тело! И я в нем!

Пальцы начали дрожать. Я глубоко вздохнул. И еще раз — диафрагмальным дыханием. Раз, другой, третий — мощным усилием подавил приступ паники, пытаясь собрать мозги в кучу и мыслить рационально. Вариантов было немного: сон, бред, галлюцинация, кома… В принципе… В принципе, при разрыве аневризмы вполне возможно…

Так что очень даже может быть, что я лежу где-нибудь в обитой войлоком палате, закутанный в смирительную рубашку, а это все бред моего воспаленного воображения.

Но тут в кармане что-то завибрировало. Я прям ощутил дрожание своим телом. Мобильный. Дешевый смартфон в потрескавшемся липком чехле. На экране высветилось имя — Рамиль.

Трясущимся пальцем я торопливо провел по залапанному экрану.

— Да? — неуверенно каркнул я хриплым, чужим голосом.

— Серега, ну что там? Как прошло? — Голос на другом конце был нетерпеливым, в нем проскальзывали ехидные, злые нотки.

— Нормально, — выдавил я, попытавшись сделать так, чтобы мой голос звучал естественно.

— Да ладно, нормально! — неприятно хохотнул он. — Харитон уже предупредил, что от тебя мокрое место останется после комиссии? Я прямо расстроился за тебя, дружище.

В его голосе, однако, не было ни капли расстройства. Лишь чистое концентрированное злорадство.

— У меня сейчас нет времени говорить. — Я запнулся, вдруг осознав, что не знаю, как обращаться к собеседнику. Просто по имени? — Увидимся позже, Рамиль.

— Да ладно, чего ты? Обиделся, что ли? Ну конечно, ты же у нас рекордсмен — целых трех пациентов угрохал! И всего за месяц! А мне тут пел, что я слишком зациклился на диагностике! Что это зря потраченное время! Ну ничего, еще посмотрим…

Я отключил связь, не дослушав. Мне было не до чужих издевок и причитаний. Хотелось как можно скорее выбраться отсюда и найти тихое место, чтобы еще раз все хорошенько обдумать. Сейчас я пребывал в странном состоянии — примерно как тот человек, который придумал первое в мире колесо и потом долго решал, куда его теперь присобачить.

Потому что этого просто не могло быть!

Я вышел из туалета, стараясь не встречаться взглядом с проходящими мимо сотрудниками больницы. Ведомый интуицией, направился к лестнице. Спустился на первый этаж, свернул направо и прошел через автоматические двери. Стеклянный тамбур. Спасительный выход.

Наконец-то!

Холодный осенний воздух ударил в лицо. Я глубоко вдохнул и попытался прояснить мысли.

Внезапно в правом верхнем углу поля зрения появилось слабое мерцание. Я моргнул. Возможно, это просто игра света. Возможно, астигматизм. Но мерцание не исчезло. Наоборот, приобрело более четкую форму — появился полупрозрачный интерфейс, напоминающий фрагмент экрана компьютера. Как если бы на стекле высветился текст.

Новый носитель: Епиходов Сергей Николаевич, 36 лет…

Активация диагностики носителя…

Диагностика проведена.

Внимание! Физическое состояние тела: критическое!

Продолжительность жизни без вмешательства: 3–5 месяцев.

Обнаружены патологии:

— выраженный атеросклероз коронарных сосудов (стеноз 38%);

— жировая дистрофия печени, начальный фиброз;

— нарушения углеводного обмена (преддиабетическое состояние, инсулинорезистентность);

— хронический бронхит курильщика с признаками обструкции;

— повышенная вязкость крови и склонность к тромбообразованию:

— содержание макро– и микроэлементов ниже предела нормы.

Основные причины: курение (15+ лет), регулярное употребление алкоголя, нерациональное питание, малоподвижный образ жизни, некачественный сон, хронический стресс.

Рекомендации по восстановлению функций организма:

1. Немедленный полный отказ от никотина.

2. Полное исключение алкоголя.

3. Противовоспалительная диета.

4. Дозированные физические нагрузки.

5. Нормализация сна и снижение стресса.

6. Медикаментозное лечение.

Прогнозируемый эффект вмешательства при соблюдении рекомендаций:

+(6–12) месяцев к продолжительности жизни в течение первых 30 дней.

Я потер глаза, но интерфейс никуда не исчез. Он словно плавал перед моим зрением, полупрозрачный, как медуза, но при этом отчетливо различимый.

Что это за чертовщина? Галлюцинация? Но галлюцинации не выдают таких структурированных четких медицинских сведений. Да еще в оформленном виде.

Почему-то я этой табличке сразу поверил.

Черт с ними, с глюками, но то, что этому жирному телу всего тридцать шесть… Да как можно было довести себя до такого⁈ Я думал, что ему за пятьдесят, а то и больше…

Но вдруг заметил, что в интерфейсе появились новые строки:

Внимание! Недостаточно ресурсов: носитель в критическом состоянии.

Функциональность Системы понижена до: 1%.

Система? Что за чертовщина?

Я потряс головой — текст мигнул, но не исчез. Он словно намертво встроился в мое зрительное восприятие, как часть новой жизненной реальности.

Новой жизни… В чужом теле. С какой-то непонятной Системой. В неизвестной больнице, где меня, по-видимому, презирают и обвиняют в смерти пациентов. И, судя по всему, я, точнее этот мужик, их реально убил.

А еще я жирный скуф, и жить мне осталось недолго!

Стоп. Что еще за «скуф»? Понимание слово появилось из ниоткуда: так сейчас называют уставших от жизни мужиков, которые брюзжат, недовольны всем подряд и кажутся старше своего возраста. Часто с лишним весом.

Да, точно, мои студенты так выражались, но вот именно понимание… Оно пришло, видимо, из лексикона прошлого владельца тела. Видимо, височные доли мозга, приняв