Гаремник. Книга первая - Владимир Геннадьевич Поселягин

один отмахивался от четверых, остальные четырнадцать в это время внимательно разглядывали свои ботинки. И сейчас такое есть, вспомните автобусы, один дебошир, а мужиков в салоне как будто нет. На нас постоянно производилось давление, постоянно щупали на слабину. Чуть прогнёшься, это всё, конец, опустят так, что уже не поднимешься.

Гром грянул в девяносто первом, мне было одиннадцать лет. Русских убивали прямо на улице. Подойти и воткнуться кинжал в живот, вспоров его одним движением, считалось развлечением. Милиция заявления не принимала и не расследовала, только тела вывозила. Все милиционеры были чеченцами. Однажды в школу ворвались чеченцы, выбрали три самых красивых старшеклассницы и забрали. Потом узнали, что их вручили в качестве подарка местному авторитету. Да мои предложения, настойчивые, уехать в Россию, шли часто, но родители отказывались. У меня ещё две сестры были, старшая и младшая. В девяносто втором приехал народная милиция, и изъяла всё охотничье оружие. А уже через месяц, в село въехали вайнахи, на автобусах. Они стали зачищать село от русских. По ночам было иногда слышно крики соседей, которых режут и насилуют. И им никто не приходил на помочь, каждый сам за себя, все тряслись от страха, а некоторые умудрялись подводить под это идеологическую базу. Мол: мой дом — моя крепость . Я эту фразу впервые услышал именно тогда. Я сбил группу из пяти парней моего возраста, пытались защищать, даже двоих смогли зарубить топорами, и сбежать, кстати, вот тут милиция убийц искали ну очень серьёзно, но на ситуацию это не повлияло. Моего отца убили, кишки его примотали к забору, а в доме обживалась чеченская семья. На улице стояли автобусы. К ним нельзя было подойти из-за смрада разложения, они были забиты телами русских. Видел, как женщин распиливали попам бензопилой, детей насаживали на столбы от дорожных знаков. Художественно намотанные на заборы кишки. И это был девяносто второй, до Первой Чеченской ещё два с половиной года. Вот так нас трусливых и глупых, разрозненных, и почему-то жаждущих пощады, вырезали по одиночке. Десятки тысяч русских были убиты, несколько тысяч попали в рабство и в чеченские гаремы, сотни тысяч бежали из Чечни в одних трусах. Так вайнахи решили вопрос в одной взятой республике. Вообще тем, кто с ними встречался, есть за что их ненавидеть. К началу Первой Чеченской, в республике не осталось русских. Только рабы и в гаремах.

Тут мессир отвлёк меня от воспоминаний моей жизни, потом продолжу, и сообщил:

— Я закончил, так что можно отправлять.

— Погодите, уважаемый мессир. Может есть возможность ещё как-то усилить меня? Я тут подумал, раз у вас есть доступ в другие миры, то может подкинете чего бедному подопытному?

Тот захохотал, а отсмеявшись, сказал:

— Ты первый из той сотни подопытных, с которыми я работал, с такой просьбой. Да, могу усилить тебя, но уже не магически. Всё что мог, сделал, лишнее нельзя, станет хуже. А я желаю, чтобы ты прожил как можно больше. Имею ввиду, акция будет разовой. Так, чтобы не тянуть, ты всё равно не знаешь, что просить, предложу тебе вот что. Из мира высоких технологий аварийный установщик нейросетей. Био, они вечные. Модель администратора. Сам я такую ношу, всем доволен. Хм, у установщика есть возможность десяти установок, одну мне сделало, осталось девять. Так что дам восемь нейросетей. Разные, из тех что есть в наличии, но био. В других жизнях себе будешь ставить их. Отличная вещь. Потом комплект баз знаний пехотинца. Они ближе всего подходят к тому, куда тебя отправлю. Тут две войны, оттуда жду сигнала по поиску подходящих тел, стоит иметь боевой опыт. Кстати, у тебя как с этим? Ты же вроде солдат? И что значит прапорщик?

— Кое-что есть, — скромно сообщил я. — А прапорщик, это почти офицер.

— Ну значит пригодится. Полный комплект. Хм, да передам все кристаллы с базами что есть, в основном в той коробке барахло, но вдруг пригодится? Пусть бонусом от меня будет. Потом ручной считыватель, без него ты не сможешь залить базы на нейросеть, ну и… Хм, пожалуй, ещё дам планшет, и коробку кристаллов с записями музыки и фильмов. Хорошая память у планшета, надолго тебе его хватит. Для агрессивной среды, надёжность запредельная.

— А как всё это заряжать? Оружие?

— Хороший вопрос. Оружие не дам, просто пока нет в наличии без привязки, а передаю что у меня сейчас на складе лежит. Дам зарядное устройство, от местного светила будешь заряжать. Ах да, базу знаний по языку. И письменности, иначе не сможешь использовать. О, кстати, в мире где Финская идёт, как раз две души от тел отделились, есть пятнадцать минут для заселения. Так, молодой танкист, восемнадцать с половиной лет, совместимость девяносто шесть, и сержант-стрелок, двадцать один год. Тут девяносто восемь.

— О, меня в танкиста. Три года разницы, это неплохо.

— Нет-нет, душа, нашёл ещё одно тело. В другом мире где как раз идёт ваша Вторая Мировая, только что умер офицер. Двадцать четыре года, совместимость сто процентов. Прощай душа.

— Прощай мессир, и спасибо.

На этом меня закружило, и я очнулся от болей по всему телу, и особенно в руке. Аж криком кричи.

— Чёрт, что ж за тело такое травмированное выбрал, мессир? — простонал я, прижав культю к животу.

Я же быстро, по въевшейся в боях привычке осмотрелся, не смотря на забитые грязью глаза, слезились, и плохую видимость, понял, что в катакомбах, свет проникал через бойницы, видел выщербленные кирпичи, лежавшие вповалку тела, в красноармейской форме или серой немецкой. Много бойцов были в грязном исподнем. Тут явно сошлись в рукопашной насмерть с два десятка немцев и столько же наших. На культе я рассмотрел жгут, кровью не истекаю, время есть, а пока изучил повреждения левой руки. К счастью, я правша, и бывший хозяин этого тела похоже тоже. А рука была изувечена, и подозреваю что осколком. По сути на такой ниточке бултыхался мизинец. Остальное, до чуть выше кисти руки, отсутствовало. Потому и думаю, что осколком срезало. Сам я в грязном исподнем был, кальсоны, рубаха, на ногах немецкие сапоги, голенища широкие. Я вообще по этой теме много читал и в принципе разбираюсь. Люблю альтернативную историю.