Чужие степи – Оффлайн - Клим Ветров

Я осторожно шагнул к маленькому окошку, больше похожему на бойницу. И заглянул внутрь.

— Уй… Мать… — вырвалось само собой, хотя я и готовился к худшему, реальность превзошла любые ожидания. Даже в полутьме, в слабом свете луны, пробивавшемся через выбитые окна, зрелище было леденящим. Не просто трупы. Куски. Растерзанные, изуродованные тела. Темные лужи крови, блестящие на полу. Что-то алое, бесформенное… Оторванная рука в углу… Запах. Сладковато-приторный, тяжелый, смешанный с чем-то звериным. Меня затрясло мелкой дрожью.

— Вот и я говорю — кабздец, — глухо подтвердил Никита Петрович, отвернувшись и сплюнув. — Ад кромешный…

— Да что там⁈ — Андрей прильнул к соседнему окошку. — Ох… нифига себе… — Он отшатнулся, бледнея. — Это… это они? Наши?

— Те, что на посту… — кивнул Никита Петрович. — Двое

В этот момент на повороте брызнули лучи фар, и с ревом подкатили сразу три машины: «Нива» и пара «буханок». Через полминуты поляну заполнили люди с оружием наперевес.

— Что тут произошло⁈ — Первым подскочил участковый, Василич. Он был без шапки, волосы всклокочены. Такое ощущение что этот человек не спит вообще. Казалось, он материализуется везде, где случается беда.

— Да чёрт его знает… — Я махнул рукой в сторону сруба, голос сел. Объяснить я ничего не мог. Слова застревали в горле. — Вон… загляни сам…

Василич молча подошел к двери. Включил мощный ручной фонарь. Луч скользнул по внутренностям сруба. В отличие от нас, он не ахнул, не отпрянул. Замер. И медленно, очень тщательно начал водить лучом по стенам, полу, жутким останкам. Потом отошёл к своей «Ниве», открыл багажник, что-то достал. Вернулся и снова направил свет внутрь. Засверкали вспышки. Он фотографировал на телефон.

Ну да. Телефоны хоть теперь и не звонят, но камера, фонарик, будильник — работают. Бывалый человек. Документирует. Чтобы потом разобраться, понять. Чтобы не упустить детали, которые сейчас, в шоке, не заметишь. А мы… мы даже не подумали. Хотя снимать это… стрёмно. Очень стрёмно.

— Окна выломаны, — обратил внимание Андрей, подойдя к срубу. Он ткнул пальцем в пустые проемы. Там раньше были старые деревянные рамы, обтянутые целлофаном — от ветра. Теперь только торчали клочья пленки. — Значит, они выбивали их, чтобы стрелять… Или… или оно так залезло? — Он посмотрел на Василича.

Участковый ничего не ответил, продолжая методично фотографировать.

— Мужики, — предложил один из подъехавших, крепкий детина с Сайгой, — может, по реке пройдемся? Стреляли же много. Должны были хоть в кого-то попасть. Может, подранки остались… или следы.

Здравая мысль. Андрей, я и этот парень (представился Витьком), подсвечивая себе фонариками, осторожно сползли по крутому, осыпающемуся обрыву вниз. Закончили спуск, как и положено, на пятой точке. Отряхнулись, приготовили оружие.

Далеко идти не пришлось. Почти сразу луч фонаря Витька выхватил из темноты темную тушу, лежащую на краю льда, у самой кромки воды. Чуть поодаль — вторую. А дальше, ближе к противоположному берегу, темнели еще несколько пятен.

— Нихера себе… — присвистнул Андрей, подходя к первой туше. Он осторожно пнул ее носком сапога, направив ствол карабина на голову. — Посвети-ка сюда, дай разглядеть…

Я направил луч. И ахнул.

— Ох и чудовище…

То, что лежало перед нами, лишь отдаленно напоминало волка. Размером — с некрупного теленка. Морда — широкая, как у гиены, но с чудовищными клыками, торчавшими из оскаленной пасти. Шкура — грубая, темно-серого, почти черного цвета, местами слипшаяся от крови.

— На лапы глянь… — прошептал Витька. — Это точно не волк…

Лапы были мощные, мускулистые, но с изломом в суставе, будто вывернутые назад. И заканчивались они не мягкими подушечками, а толстыми, острыми, почти как у медведя, когтями. Такими запросто можно было разодрать даже металл машины.

— Это… — Андрей тыкнул стволом в залитую кровью шкуру, — похоже на помесь пумы с гиеной, только вот… покрупнее. И клыки… — Он покачал головой. — Откуда они здесь, блядь, взялись? Таких тварей я и в зоопарке не видел!

* * *

— Ты знаешь, о чём я сейчас подумал? — спросил я Андрея часа через два, когда мы отъезжали от места бойни. В салоне «Зямы» пахло порохом, потом и чем-то непонятным, въевшимся в одежду. За спиной оставались огни машин, силуэты людей у сруба, тихие разговоры и тяжелое чувство невосполнимой потери.

— О чём? — Андрей смотрел в темное окно, лицо его было усталым и потухшим.

— О том, что решетки на окна надо ставить. Срочно. Или вообще окна наглухо чем-то закрывать. Досками. Кирпичом. Чем угодно. — Картина из сруба с выбитыми окнами и тем, что там было, стояла перед глазами.

— Ну, не зря в старых избах ставни были, — ответил он без особого энтузиазма. — Дубовые, с железными накладками. Хоть и деревянная, но защита. Только вот… где ты сейчас столько прута найдешь?

— Не знаю… — признался я. — Но что-то делать надо. Прикинь, такая хрень ночью в окно вломится? Пока проснешься… Это ж всё, каюк. — Я сглотнул. Мысль о том, что могло случиться, окажись мы сегодня на том посту, была слишком реальной, слишком страшной.

Судя по обрывкам разговоров и тому, что успели понять, береговой пост изначально был обречён. Проникнув в сруб через окна, хищники не оставили ребятам никакого шанса, а тревогу подняли позже, когда звери уже уходили. Они почему-то сразу не ушли, а остались под обрывом, где и были замечены бдительным Никитой Петровичем.

Несколько тварей остались лежать на льду. Еще больше, судя по кровавым мазкам и следам, ушли подранками в лес за рекой. Сколько их было изначально? Следов на льду — тьма, спутанных, налезающих друг на друга. Десяток? Больше? Гадать было бесполезно.

Высадив Андрея у его дома, я загнал «Зяму» в свой двор, заглушил мотор. Стало тихо. Закрыл глаза, пытаясь осмыслить этот бесконечный, проклятый день. Перед глазами плясали образы: примятая трава на поляне, темный лес, клыкастые морды на льду, выбитые окна сруба… и то, что было внутри.

В последнее время я жил как заводной: дежурства, возня с печкой, починка забора, бесконечные «пожарные» задания по поселку. Засыпал, едва коснувшись головой подушки. Но сегодня наверняка не усну. Всегда считал себя фаталистом, мол, чему быть — того не миновать. А сейчас вдруг с ледяной ясностью понял: окажись