"Фантастика 2025-27". Компиляция. Книги 1-25 - Андрей Соболев

себя в середине какой-то работы или пути и пугаетесь тому, что ваша жизнь теперь не принадлежит только вам. Отчасти теперь вы безропотный зритель, кто может только наблюдать, как часть вас существует сама по себе, и тогда вы снова уходите в сон, чтобы однажды больше не проснуться. Это случилось и со мной. Я потерялся в противоречивости мыслей, попал в бесконечный сон наяву и не смог найти выход из лабиринта собственного разума. Я помню, как новоявленные заговорщики в кабинете Верховного Стража ещё долго о чём-то говорили, рассказывали детали предстоящей операции, делились планами и своими соображениями, но меня больше не было с ними. Я наблюдал, как движутся рядом со мной фигуры людей, как пытаются мне что-то объяснить, но я уже был не здесь, не понимал и не воспринимал их. Они давали указания, укладывали в мой мозг нужные для них мысли, а я был не в силах больше сопротивляться и задавать вопросы, я сдался под напором сегодняшнего утра. В какой-то момент мне даже показалось, что тот огонь, который искал Наставник, потух внутри меня и больше никогда не разгорится.

Я окончательно потерял связь с реальностью, и все события, происходившие после встречи с Наставником, разбились на множество временных осколков, превратилась в мозаику, которую мне не удавалось собрать. Всё смешалось в моей голове: события, мгновения, слова; все они отдельными вспышками появлялись перед моими глазами, будто я вырывался из пленившего меня сна, а затем снова терял контроль над собой. Даже само время превратилось в бессвязную кашу из вереницы дальнейших событий.

Я не помню, чем закончилось наше собрание и как мы покидали кабинет на самой вершине башни, помню лишь, как после него Вергилий обратился ко всем причастным Стражам, собравшимся в холле первого этажа, ко всем, кто записался на этот отчаянный и последний шаг. Его голос прорезался сквозь плотный от напряжения воздух, нависший над всеми обитателями башни, он звучал из каждой Консоли и так глубоко вгрызался в мой замутнённый разум, что я слышал его снова и снова. Едкие слова Хранителя не отпускали меня и вторили даже тогда, когда все прочие голоса стихли.

Наблюдатели, Ищейки, Палачи, все те, кого объединил в час опасности наш общий долг, я Хранитель Вергилий, я тот, кто вёл вас через все последние тяжёлые недели. Я не умею произносить громких речей, но обращаюсь ко всем вам. Независимо от наших обязанностей или количества полос на запястьях, мы все Стражи и были призваны для общего дела, чтобы вершить судьбы человечества, вести его сквозь юдоль скорби, быть островками надежды в бушующем море и отдать свои жизни в служении человечеству и его будущему.

Двери лифта открылись на двадцать четвёртом этаже. Я не живу, не мыслю, я безвольной тенью скользнул к двери, ведущей в комнату для допросов. «Харон» был здесь, он охранял вход в царство смерти. Рон и Харви непреодолимой стеной преградили коридор, ведущий в комнату, где содержался Макс. Они скалились, как голодные псы, повстречавшие заблудшую добычу, они оттеснили меня от двери, не позволив войти, и велели убираться прочь. Я прорвался в соседнюю комнату для наблюдений, я должен был взглянуть в глаза бывшего друга хотя бы в последний раз, хотел увидеть в них то, что он скрывал от меня всё это время. Правду…

Правда в том, что наше время пришло! Мы долго готовились к этому моменту, долго учились и тренировались, мы несли эту тяжёлую ношу ради единственной возможности, последнего боя, который нам предстоит. Всего один шаг отделяет нас от желаемой цели.

Всего один шаг – и прозрачная стена отделяет меня от Макса, от последней возможности задать единственный вопрос: «Зачем?». Куда подевался бывший весельчак и балагур, куда пропал его залихватский нрав? Боже, что они с ним сделали? Макс сидел за столом в комнате для допросов, прикованный к нему наручниками, а его лицо превратилось кровавое месиво. Красного цвета волосы облепили его голову, сливаясь с запёкшейся кровью, залившей всё лицо, одежду и поверхность стола. Внутри он давно умер и смотрел безразличным заплывшим взглядом в одну точку и не издавал ни единого звука. Безмолвный памятник его безрассудству. Я положил ладони на прозрачную стену, прислонился к ней лбом и прошептал его имя.

Скажите мне, что мы увидим, если выглянем в окно, какую Систему там встретим? Такой ли её желали видеть наши предки, такой ли мы поклялись её сделать? Нет! Система умирает, ломается под тяжестью всех пороков, захлестнувших наш город. Она истекает кровью на наших глазах, она беспомощна и беззащитна, а мы игнорируем это, делаем вид, что творящийся за стеклом беспредел является нормой жизни, притворяемся и врём сами себе. Но мы не виноваты в том, что происходит. Отступники сделали её такой, превратили Систему в своё тёмное отражение.

Я вижу своё отражение, свой потерянный взгляд в глубине прозрачной стены и ненавижу всё, что меня окружает, ненавижу самого себя. Макс не знал, что я стою за стеной, выдыхаю горячий воздух на разделяющую нас границу и смотрю на него, на истекающего кровью и погибающего в безвестности взломщика, мечтавшего творить и созидать. Дал ли кто-нибудь ему шанс пойти правильной дорогой, даровал ли кто-нибудь другой путь вместо того, что он выбрал сам? Вопросы без ответов, и не потому, что их нет, а потому, что они в них не нуждаются. Макс не видел меня за стеной, но будто почувствовал моё присутствие. Он поднял голову, повернулся ко мне с кровавыми слезами на глазах, посмотрел в мою сторону сквозь узкие щели на заплывшем и опухшем от избиения лице. Я видел, с каким трудом шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово, но я прочитал его: «Прости».

Меня часто спрашивали, достойны ли они прощения после всего, что сотворили с Системой и нашим домом? После всех их деяний, грабежей, убийств и насилия, достойны ли они хоть чуточку нашего сочувствия и милосердия? Нет! Как не достоин сожаления дикий зверь, что рвёт на части наших детей, лишая их будущего и преграждая путь к желанной цели. Нет, говорю я вам, эти люди не достойны прощения, не достойны уважения и жалости. Мы были слишком добры и малодушны в своей борьбе, но пришла пора положить этому конец!

В комнату ворвались Харви и Рон, слишком долго простоявшие в нерешительности, не зная, что делать со мной. Они схватили меня под руки и с грязной руганью выставили за дверь. Прости, Макс, я тоже виноват перед