Амлет, сын Улава - Адель Гельт

- Меня зовут Амлет, сын Улава, - я добавил в голос немного рычания и крепко утвердил уши, и без того всегда торчащие прямо вверх, - и я горожанин!

- Прости, Улавссон, - за Правого почему-то повинился Левый: готов поклясться, что брат брату еще и показал, незаметно от меня, кулак — нашел, мол, с кем шутки шутить. - Брат не имел в виду обиды, ни большой, ни малой, просто мы сами недавно в этих местах, и не можем никак прийти в себя от восторга.

- Хорошо понимаю его восторг и не держу обиды, - ссориться с первыми же встреченными в большом городе людьми мне не хотелось, да и отец бы не дал, поэтому я предпочел сделать вид, что ничего не произошло, и, вместо трудного разговора принялся вновь внимательно подмечать увиденное и услышанное.

Путь закончился: куда бы мы ни шли — ни Братья, ни отец почему-то не сказали мне того, что, конечно, хорошо знали сами — мы в это самое «куда», наконец, явились.

Дом был выстроен по всем правилам: будто небывалой длины корабль, даже не ладью, а целый океанский кнорр, вытащили на сушу, перевернули вверх килем и оставили сохнуть на долгие годы.

Дом был выстроен по богатому: из белого камня. Камень сильно отличался по виду от серого, синего или черного, тех, что получают из огненных недр, а значит — был привозным. Я даже зажмурился на несколько ударов сердца, представив, какого немалого веса в серебре стоило доставить столько строительного схода в Исландию с материка!

Дом был выстроен на своем месте: он как бы запирал собой длинную, идущую от порта улицу, и я вдруг заметил и узкие щели бойниц, и особую верховую галерею, и крупные булыжники, разбросанные в будто случайном порядке перед крыльцом дома…

На богато украшенном крыльце, на самой верхней ступени, стоял тот, о ком мы сегодня уже говорили, и говорили хорошее: то был друг и соратник моего отца, знатный норвежец и самолично строитель Рейкьявика, Ингольф Арнарссон.

Сын Эрна посмотрел на нас — особенно, как показалось, на меня — очень внимательно, и вдруг улыбнулся, раскинул руки и сделал почетный шаг вниз по ступеням.

- Улав, сын Аудуна, и Амлет, сын Улава! - пророкотал он голосом, удивительно глубоким и сильным для такого немолодого человека. - Мой друг и сын моего друга, я рад вас видеть!

Глава 9. Пьянка как предчувствие.

Мне до того не доводилось бывать в Рейкьявике, да и в других больших городах, где одновременно живут дружины дружин, тоже. Сказать по чести, никаких других городов, кроме Исафьордюра, я живьем не видел, и искренне полагал свой родной город чем-то вроде самого сердца Крайней Полуночи.

Ничего особенно интересного от Града Дымных Столбов я не ждал, и в этом оказался сразу прав и неправ: впрочем, все по порядку.

Знатный норвежец Ингольф Арнарссон встретил нас вчера ровно так, как подобает: ни в малой доле не меньше, и на ту же долю не больше, и это было очень правильно: каждый должен стоять на своем месте, вровень с сопричастными.

Неизвестно, кто мог стать видоком и послухом той почетной встречи, и кому бы он потом рассказал об увиденном и услышанном! Мы ведь не глупые ирландцы, чтобы давать повод для обиды и драки на пустом месте, пусть поводом и станет умаление чести, мнимое или явное.

Разместили в главном доме, и это было почетно и приятно: каменные стены с деревянным полом и потолком, достаточной мягкости постель, от которой не пахнет вонючей и невкусной франкской выпивкой, а значит – в ней не водится клопов, окно, забранное, как и у нас дома, не бычьим пузырем, а настоящим дорогим стеклом, пусть и кусками небольшого размера.

- Вещи можешь оставить здесь, - ответил отец на незаданный вопрос. - В доме моего друга не воруют… По крайней мере, у друзей хозяина.

Я послушался: опыт отца, казавшийся мне до того куцым и незначительным, уже успел развернуться во всю свою несказанную мощь, и этим следовало пользоваться.

- Иди пока, пройдись. Посмотри на город. И вот, возьми, - на раскрытой ладони отца лежало целое богатство — пять серебряных марок, новых и цельных, с необрезанным краем.

- Это много, отец! - изумился я. - На это серебро можно пять дней поить малую дружину, и еще останется матери и сестрам на подарки!

- Ты молодец, что помнишь о родне, - отец, будто забывшись, потрепал меня крепкой рукой по холке, - но именно это серебро принадлежит тебе. Ты принял участие в морской битве, и, пусть добыча с дикарей получилась ничтожно мала, что-то она да стоила.

Я забрал монеты: бережно и по одной, и смотрел на них теперь совершенно иначе. Понимал: даже своему сыну Улав Аудунссон не даст нечестной доли, а значит — это серебро действительно мое по праву.

- Я дам тебе совет, сын, если ты, конечно, захочешь его получить — по своим-то совершенным летам, - отец сразу и шутил, и был серьезен. - Заплати этими монетами за то, что будет тебе нужнее всего в новой жизни.

В город пошли я и мы на моих ногах, с нами же отправились братья, встречавшие моего отца в порту.

- Так надо, сын, - пресек отец возможные возражения. - Большой город полон самого разного народу, и не все эти люди имеют должные представления о вежестве. Ты, конечно, можешь выступить достойно, и крепко вздуешь обидчика, но лучшая битва — та…

- Что ты выиграл до ее начала, - к месту вспомнил я наставления как-оказалось-далеко-не-такого-старого Гунда. - Я все понимаю, отец, и благодарен тебе за науку и заботу.

- Вот и хорошо, - обрадовался Улав. - Идите, только возвращайтесь не очень поздно: вечером будет пир, а после него тебе надо будет как следует выспаться на твердой земле.

Шли втроем, пусть и было нас четверо: Хетьяр молчал.

Вообще, мое первое впечатление о нем, как о весельчаке и балагуре, оказалось не совсем верным. Он, прозванный при жизни Строителем, все веселье свое проявлял как бы приливами, будто большое море, что накатывается на низкий берег.

Приливы эти бывали не так часты, как мне сначала показалось, или, что вернее, сейчас у него были свои, особенные дела духов, до которых нет дела живым людям.

Сейчас у Сигурдссона был, получается, отлив, и общаться