Космонавт. Том 4 - Феликс Кресс

профессиональную пригодность, товарищ подполковник. Надо бы выяснить, откуда взялся этот «свидетель», кому он «сливал» информацию, и какую именно, — многозначительно добавил я, вкладывая в последние слова намёк на его истинные мотивы.

Я отдавал себе отчёт, что в очередной раз прошёлся по самому краю. Такая дерзость и открытое неуважение в адрес офицера КГБ при свидетеле была неслыханной. Более того, это была прямая угроза. Субординация пошла по звезде, как и инстинкт самосохранения вместе с осторожностью.

Но в данной ситуации его руки были связаны. У него не было против меня ничего, кроме этого липового обвинения. Если бы у него были реальные компромат или рычаги, он бы воспользовался ими сразу, без этих цирковых представлений с переэкзаменовкой.

А значит, моя контратака, хоть и рискованная, но действенный способ показать, что я не намерен молча глотать эту ложь.

Белоглазов зло зыркнул на меня. В его глазах вспыхнула такая ненависть, что я ясно понял: этот разговор мы ещё продолжим, и ничего хорошего мне ждать не следует.

А вот Денисенко, напротив, расплылся в широкой, довольной улыбке и с нескрываемым весельем глянул на мрачного подполковника таким взглядом, будто собирался воскликнуть: «А? Каков!». Но в последний момент он лишь сдержанно кашлянул в кулак и сделал строгое лицо, погрозив мне пальцем. Однако насмешливые искорки в его глазах говорили сами за себя: в этой маленькой схватке курсанта против всесильного подполковника, он всей душой был на моей стороне.

Меня провели в другую аудиторию, где уже собралась новая экзаменационная комиссия. За столом президиума сидело человек десять, в основном незнакомые мне офицеры в форме разных родов войск. Я вошёл и, заняв место, принялся разглядывать их лица.

На большинстве из них читалась скука или деловитая собранность. Некоторые выглядели слегка раздражёнными, словно их оторвали от важных дел ради чего-то неясного и незначительного. Но двое — полковник с седыми висками и молодой худощавый капитан — смотрели на меня исподлобья, с откровенной враждебностью.

Мне объяснили условия. Экзамен будет состоять из двух частей: письменной и устной. Спасибо хоть без практики. Сначала я должен буду ответить на вопросы письменно, а затем меня ожидал устный опрос. И на всё про всё отводилось тридцать часов на письменную часть и восемь часов на устную, без учёта перерыва на отдых. То есть, как минимум, трое суток я терял. Я скрипнул зубами и посмотрел на часы. Что ж, приступим.

Мне выдали толстую папку с заданиями. Я открыл её и пробежался глазами по списку дисциплин. Он был более чем внушительным: высшая математика, физика, теоретическая механика, аэродинамика, конструкция и эксплуатация летательных аппаратов, тактика воздушного боя, навигация, авиационная метеорология, радиооборудование, теория полёта, сопротивление материалов, детали машин, авиационные двигатели, воздушная стрельба, воздушная разведка, авиационная радиосвязь, самолётовождение, авиационная электротехника, материаловедение, технология производства, авиационная электроника, системы управления полётом, авиационное вооружение, военная топография, тактика ВВС, основы военной стратегии…

Молодцы какие, всё учли, ничего не забыли и даже дополнительные дисциплины стороной не обошли, гады.

Выкинув из головы все лишние мысли и взяв под контроль эмоции, я принялся за работу.

Я писал, решал, чертил схемы. Спустя часа четыре, началось движение. Члены комиссии по очереди выходили на перекур, кто-то уходил на обед, а затем возвращался. А я всё сидел и работал, не отрываясь от листов, чувствуя, как мой зад постепенно превращается в квадрат.

Ближе к вечеру я заметил, что члены комиссии начали беспокойно переговариваться, посматривая на меня. Несколько раз в аудиторию заглядывали взволнованные лица наших преподавателей. Наверняка ситуация получила огласку.

Часам к девяти вечера, когда я уже начинал терять концентрацию, в аудиторию ворвался майор Денисенко с багровой от гнева физиономией.

— Вы что тут, Маркс вашу Энгельс, устроили⁈ Решили угробить парня? — рявкнул он, не стесняясь в выражениях. — Весь день не ел, не пил, да даже поссать его не выпускаете!

Один из членов комиссии, капитан, тот самый, что смотрел на меня враждебно, робко запротестовал:

— Товарищ майор, он сам не просил перерыв…

— Молчать! — гаркнул Денисенко и стукнул кулаком по парте так, что та аж немного в сторону съехала. — Устроили здесь цирк с конями! Громов! Вставай и шагом марш в столовую! Это приказ!

Я мысленно посмеивался, глядя на растерянные и сконфуженные лица комиссии. Я и в самом деле не просил перерыв, желая справиться с заданиями быстрее и не давать им лишнего повода для придирок.

Но отдых был необходим. Я уже и сам чувствовал, что начинаю терять концентрацию. А это чревато потерей баллов из-за глупых ошибок. Да и желудок при слове «столовая» жалобно заскулил, полностью поддерживая приказ майора.

Листы собрали, опечатали и убрали в сейф, стоявший в углу. Денисенко даже охрану к нему приставил.

— Если с ним что-то случится, головы с плеч сниму! — сурово рявкнул он, погрозив кулаком. Развернулся и добавил уже для экзаменаторов: — А если у уважаемых товарищей есть опасения в честности и профессионализме Качинского училища, так они могут идти прямо… к сейфу ночевать и бдеть самолично!

Опасений, разумеется, не нашлось. Комиссия, впечатлённая харизмой Денисенко, быстро ретировалась. Следующие сутки прошли в том же режиме. На этот раз меня насильно заставляли прерываться на обед и справлять естественные надобности. А дабы не было никаких подозрений, меня сопровождал тот самый капитан, который вчера робко попытался возразить Денисенко. Он шёл за мной по пятам с таким несчастным видом, что мне его почти жаль стало. Почти.

После обеда экзамен продолжился. Я хоть и сам был измотан, но радовало и то, что и члены комиссии бодрее не становятся.

Да, они не сдавали экзамен, но сидеть сутками, практически без движения, лишь изредка сменяя друг друга, выматывало не хуже работы в поле. Поэтому со временем они начали зло поглядывать на хмурого Белоглазова, молча сидевшего в углу.

А хмур он был потому, что его авантюра стала достоянием общественности. А за такие «инициативы» его начальство по голове точно не погладит. Я же внутренне ликовал. Белоглазов сам себя переиграл, проявил удивительную для такого зубра недальновидность. Стареет? Теряет хватку? Поддался эмоциям? В любом случае мне сейчас было не до его просчётов. Нужно было справиться с поставленной задачей, а уж потом я своё возьму.

К началу устного экзамена случилось неожиданное. Дверь в аудиторию открылась, и внутрь вошла группа людей. С удивлением я узнал в них замполита училища подполковника Карякина Вячеслава Владимировича, начальника училища генерал-майора авиации Новикова Виктора Ивановича и… капитана Ершова Александра Арнольдовича. Они вошли без стука, с чувством собственной значимости, которое присуще людям,