Фантастика 2025-56 - Сергей Сергеевич Мусаниф

относится к этому слишком серьезно, это первый признак, что от него стоит держаться подальше. Потому что фанатик может принести в жертву своей идее все, включая и окружающих его людей. А уж когда человек объявляет себя богом, это апофеоз, последняя ступень фанатизма, это значит, что отныне никаких моральных ограничений для него нет, потому что он считает, что стоит выше всех, и общие правила на него не распространяются.

— А, поняла, — догадалась я. — Это, наверное, в том плане, что бог везде, в каждом человеке есть частичка божественности, и нужно просто настроиться на нужную волну, чтобы раскрыть весь свой потенциал…

— Нет, — сказал Джеремайя. — Люди — это просто люди. Они — моя паства, а я — их пастырь. Я — бог.

Либо бог, либо псих. Что-то, вероятно, мой житейский опыт или чутье бывалого копа, настаивали на втором варианте. Но он мог творить чудеса. Обратил сидр в воду, а потом воду обратно в сидр.

Этого, конечно, мало, чтобы считаться полноценным божеством, но ведь было и другое. Все эти чудесные исцеления и… Интересно, если меня похитили по его приказу, можно ли считать, что это было божественное похищение?

— Вижу, что тебе трудно принять это знание, сестра, — сказал он.

Но на меня его сила не действует…

— Ладно, — сказала я. — Допустим. Ты — бог, все вокруг — просто люди. А я?

Джеремайя вздохнул, протер салфеткой воображаемое пятнышко соуса в уголке рта.

— Кайл, оставь нас.

И я опять ошиблась. Я думала, мордоворот начнет возражать, говорить, что я могу быть слишком опасна, а Питерс улыбнется и заявит, что я не причиню ему вреда, но этот диалог состоялся только в моем воображении.

В реальности Кайл просто отлип от стены и вышел.

— Полагаю, сейчас меня ждет какое-то откровение, — заметила я.

— Ты — особенная, сестра Роберта.

Так себе откровение. Папа мне тоже такое говорил.

Они оба говорили.

— И в чем же заключается моя особенность?

— Полагаю, именно это нам и предстоит выяснить. Ты не вспомнила ничего интересного о своем прошлом?

— Ничего такого, о чем стоило бы говорить.

— Что ж, — он забросил в себя еду, пожевал, запил все это дело сидром. — Значит, ты не знала? Люди, которые выдали тебе задание, ничего обо мне не рассказали?

— Теневики, — сказала я. — Они много умалчивают, много говорят, но верить им нельзя.

— Все так, сестра. Все так.

Он отправил себе в глотку очередную порцию еды. Бог, не бог, это науке пока неизвестно, но пожрать он был явно не дурак.

За окнами стремительно темнело. Когда я садилась за стол, на улице еще были сумерки, сейчас же там была непроглядная тьма — дом Питерса стоял на краю общины, и окна столовой были обращены к полям, в которых уже никто не работал.

— Я заметил, что ты практически не притронулась к своей тарелке, сестра.

— Новости о твоей божественности так меня взволновали, что я лишилась аппетита, — сказала я.

— Мне жаль, сестра. Но тебе нужно поесть. Твоему организму требуется энергия для выздоровления.

— Так же, как и твоему?

— Разумеется, — кивнул он. — Полагаю, что рана, нанесенная тобой, будет заживать… естественным способом.

— Ты уже можешь ходить, — заметила я. Чувство вины из-за этого выстрела у меня так и не появилось. Он же сам меня попросил.

— Могу, но медленно и на короткие расстояния, сестра, — улыбнулся он. — И мне пришлось послать людей в ближайший город, где есть аптека, чтобы они купили болеутоляющее. У нас здесь нет врачей, сестра, поэтому тебе нужно самой позаботиться о себе.

— А почему это тебя так волнует? Что тебе за дело до моего организма и его выздоровления?

Он отложил столовые приборы и тяжело вздохнул.

— Знаешь ли ты, как трудно быть богом, сестра? — спросил он. — Как печально стоять на вершине в гордом одиночестве?

— А твоя община? Разве ты одинок среди всех этих верующих?

— Они — люди, — сказал он. — Они важны для меня, я помогаю им по мере сил, и они верят в меня по мере их сил, и помогают моему делу по мере возможностей, и они нужны мне так же, как я нужен им, но они не способны меня понять. Они — всего лишь люди.

— А я — особенная?

— Мне бы очень хотелось в это верить, сестра, — сказал он. — Я много лет искал кого-то вроде тебя, и вот мои поиски увенчались успехом. Может быть, мне стоило бы даже поблагодарить людей из теневого правительства за то, что они послали тебя ко мне.

Мне перестал нравиться этот разговор. Когда мужчина начинает рассказывать тебе о твоей избранности, это уже тревожный звоночек. Даже если этот мужчина и не является авторитарным главой деструктивного культа со всеми отягчающими.

И эта мысль не могла принадлежать шестнадцатилетней девочке. И сержанту полиции, скорее всего, тоже.

Видимо, у меня уже был печальный опыт неудачных отношений, который наложил свой отпечаток на мое нынешнее мировоззрение.

И вообще, кто знает, может быть, я — феминистка? Или лесбиянка? Или появились еще какие-то новые течения, в которых я состояла и позабыла об этом?

Вот так вот предашь по забывчивости свои убеждения, а потом люди на улице тебя оплюют.

— Значит, — осторожно сказала я. — Тебе нужно, чтобы кто-то стоял рядом с тобой на вершине?

— Именно, — сказала он. — Именно так, сестра. Мне нужен кто-то, кто будет рядом со мной, мне нужен кто-то, кому я смогу передать все это, когда уйду на покой.

— Разве боги уходят на пенсию?

— Я ни слова не говорил о пенсии, сестра. Я говорил о покое. Мне нужен кто-то, кто будет понимать меня с полуслова, кто-то, кому я смогу доверять так, как себе, кто-то, кто возьмет на себя труд по окормлению моей паствы. Мне нужен друг, мне нужен единомышленник, мне нужен последователь. И еще мне нужно наследие, и я думаю, что ты сможешь мне с этим помочь.

И чем дальше он говорил, тем отчетливее я понимала, что речь идет не обо мне. Ну, потому что мне он не доверял, я ни черта его не понимаю, и совершенно не готова кого-то там окормлять и что-то там наследовать.

— Разумеется, я говорю о моем сыне, сестра, — ответил он на мой так и не заданный вопрос.

— А у тебя есть сын?

— Нет.

— О…

* * *

— …я думаю, что он — сказитель, — сказал Стивен.

— Он кто? — не понял Грег.

Специальный агент Джонсон хмыкнул и заинтересованно посмотрел на молодого цензора.

— Сказитель, — сказал Стивен. — Менестрель, бард, рапсод… Сюжеты ведь существовали и до