Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

– Так, – сказала Цинния вслух. – Это несколько напрягает.

Она взяла пульт дистанционного управления, щелчком переключила его в режим клавиатуры, нажала на кнопку и сказала: «Браузер». Телевизор показал домашнюю страницу Облачной Точки.

Сверху было выведено:

Добро пожаловать, Цинния.

– Да пошли вы! – ответила она.

Пакстон

Пакстон наклонился вперед, и табурет пошатнулся. Это было не обычное шатание, а скорее предсмертное. Он соскочил с табурета и взял другой, стоявший рядом. Наверху такая же подушка из черной кожи и грубо вытесанные деревянные ножки. Пакстон покачал табурет в разных направлениях, но тот стоял твердо. Пакстон забрался на него и отхлебнул пива. Три четверти дела сделано.

Подошел бармен. Зеленая рубашка, волосы зализаны назад, было видно, что ему несколько раз ломали нос. Ремешок часов из толстой кожи шире, чем экран.

– Хотите еще? – спросил он.

Нет смысла напиваться до ее появления.

– Пока нет. Я человека жду.

Бармен чуть улыбнулся. Пакстон не понял, означала ли улыбка «Хорошо, ладно» или «Молодец». Непонятная улыбка. Он взглянул на свою черную футболку и джинсы. Приятно было быть не в голубом. Люди тогда избегали смотреть ему в глаза, остерегались. А так он такой же, как все вокруг.

– Простите.

Пакстон обернулся и увидел входившую в бар Циннию. Черный свитер, пурпурные леггинсы, волосы собраны в пучок на макушке. Он кивнул в сторону качавшегося табурета.

– На этот не садитесь, – сказал он. – Сломан.

Цинния забралась на табурет с другой стороны от него. Пока она устраивалась, он передвинул свой табурет на несколько дюймов от нее, не желая ее стеснять.

Она посмотрела по сторонам:

– Тут неплохо.

Пакстон и сам так думал. Сверкающие, под золото, носики пивных кранов, лакированное дерево. Определенно оформлял человек, никогда не бывавший в настоящем британском баре – Пакстон ездил по делам на некоторое время в Британию, – но оформителю, по крайней мере, объясняли, каким здесь должен быть интерьер.

Подошел бармен, вытирая пинтовый стакан, и кивнул в сторону Циннии.

– Водку со льдом, – сказала она. – Можно марки «Уэлл».

Бармен кивнул и приготовил заказанное.

– Так, значит, светская жизнь вас не интересует, – сказал Пакстон.

– Не интересует, – подтвердила Цинния и, не глядя на него, взяла стакан. Голос у нее был усталый. Так и должно было быть, красные уставали, как-никак целый день на ногах. Цинния наклонилась вперед, провела часами перед встроенным в стойку платежным диском, который располагался скорее перед Пакстоном, чем перед ней.

– Позвольте мне заплатить, – сказал он, выставив вперед руку и прикоснувшись при этом к ее руке.

– В этом нет необходимости…

– Я хочу, – сказал он, постукивая часами о диск, край которого загорелся зеленым. Она улыбнулась и подняла стакан. Он взял свой и чокнулся с нею.

– Ваше здоровье.

– Ваше здоровье.

Он допивал пиво, она сделала большой глоток водки. Затем Пакстон поставил кружку на край стойки, чтобы бармен заметил и принес ему еще. Молчание затянулось на мгновение дольше, чем ему хотелось. Вбирая в себя атмосферу бара, оно становилось все более тяжелым. Пакстон понял, что ничего умного придумать не удастся, и спросил:

– Ну, как? Осваиваетесь?

Цинния слегка приподняла бровь, как бы говоря: «Ничего лучше не придумал?»

– Пока все нормально. Работа тяжелее, чем я думала. Приходится бегать так, что под конец едва на ногах стоишь.

Пакстон взял полный стакан пива и сделал глоток.

– А в чем заключается работа?

Цинния кратко объяснила: часы, стрелки указывают путь, надо ставить вещи в контейнерах на конвейер. Весь процесс подобен танцу. Пакстон представил Циннию вращающейся шестеренкой гигантской машины, мелкой деталью, обеспечивающей бесперебойную работу целого.

– Вы и хотели получить красную рубашку? – спросил он.

– Да нет, черт возьми, – сказала Цинния, сделав еще глоток водки. – Хотела попасть в техническую команду. Я в прошлом имела дело с техникой.

– А вы вроде говорили, что преподавали.

Она снова приподняла бровь, такое мимическое движение могло нанести рану.

– Преподавала. Но в колледже подрабатывала ремонтом электроники. За жилье платила одной только заменой треснувших экранов в телефонах. Дети, напившись, часто разбивают телефоны.

Пакстон засмеялся.

– Я бы охотно поменялся с вами местами, если б можно было.

– Ну да? – сказала она. – Не нравится работа копа?

Пакстон почувствовал, как спирт проникает ему в синапсы и нейроны. Приятно было пить и говорить, подобного с ним уже давно не бывало.

– Такая работа не для меня, – сказал он. – Мне властности не хватает.

– Ну, слушайте, бывают вещи и похуже…

Казалось, Цинния поплыла. Он не хотел терять ее так быстро.

– Ну, расскажите о себе. Я знаю, что вы учительница. Знаю, что можете починить телефон. Откуда вы?

– Жила там и сям, – сказала она, оглядывая бар, глядя на свое отражение в зеркале за радугой поблескивающих бутылок со спиртным. – В детстве мы часто переезжали с места на место. Не могу назвать какой-то конкретный город своим родным.

Она отхлебнула водки. Пакстон понурился. Насколько он представлял себе сценарии первого свидания, встреча становилась многообещающей.

Цинния улыбнулась:

– Простите, но это немного скучно, правда?

– Нет, вовсе нет, – сказал Пакстон и засмеялся. – То есть да, скучно.

Она засмеялась в ответ и шлепнула его по руке. Легко, тыльной стороной ладони, и это случилось лишь потому, что она уже подняла руку, чтобы взять стакан с водкой, но он все равно воспринял это как хорошее предзнаменование.

– Ну, а ваши родители? – сказал Пакстон.

– Мама жива, – ответила Цинния. – Беседуем на Рождество. Это, пожалуй, и все, на что мы способны.

– А у меня есть брат, – сказал Пакстон. – У нас тоже так. Мы ладим, но пальцем не пошевелим, чтобы повидаться. Это… Не знаю… – Он хотел сказать что-то еще, но пиво делало свое дело. Он подумал: что, если допить пиво, извиниться и пойти к себе? Принять поражение, пока не истек кровью.

– Что? – спросила Цинния.

Она спросила это так, как будто ей не надо было знать, что он хотел сказать, но все же хотелось узнать. Пакстон вдохнул, выдохнул и наконец вспомнил, что хотел сказать.

– Тут как на другой планете. Такое чувство, будто никогда отсюда не выйдешь. Куда пойдешь? Умрешь от жажды прежде, чем доберешься до цивилизации.

– Да, действительно, – сказала Цинния. – А вы откуда?

– Из Нью-Йорка, – сказал он. – Родился на Стейтен-Айленд.

Цинния покачала головой:

– О, Нью-Йорк. Не люблю я Нью-Йорк.

Пакстон засмеялся:

– Погодите, как это? Кто же не любит Нью-Йорк? Это все равно что… не знаю, не любить Париж.

– Он такой огромный. И грязный. Не оставляет никому личного пространства. – Она свела локти перед собой, как будто шла в тесном коридоре. – Париж тоже не бог весть что.