Фантастика 2025-168 - Сергей Леонидович Орлов

— Представьтесь, юноша. Для выпускника вы выглядите очень уж по-деловому. А среди воспитанников я вас не упомню.

У нее был низкий голос с легкой хрипотцой. И я поспешно произнес:

— Простите, матушка. Меня зовут Павел Филиппович Чехов. Я адвокат.

— Юноша, ну какая я вам матушка? — устало уточнила женщина. — Адвокат, говорите? Ну и кому на этот раз нужно писать характеристику?

— Никому, — опешил я, и женщина взглянула на меня с интересом:

— Вот как? Тогда я теряюсь в догадках насчёт причины вашего визита. Проходите, присаживайтесь.

Я прошел по застеленному ковром полу и присел в потертое кресло за стол напротив Серафимы.

— Слушаю вас очень внимательно, — произнесла она, отодвинув журнал.

— Я пришел насчёт Лены Борисовой. Она выпустилась из вашего приюта четыре года назад.

— Борисова, — произнесла Серафима. — Помню такую. Одна из немногих в выпуске, кто подавал надежды не попасть в острог. И признаться честно, меньше всего я думала, что вы придете ко мне по поводу этого светлого и доброго человека.

— Можете про нее рассказать? — попросил я, но женщина сурово посмотрела на меня:

— Павел Филиппович, вся информация о воспитанниках строго охраняется законом о личных данных. Если она что-то натворила, и ей нужны бумаги или рекомендации, которые помогут ей выпутаться из сложившейся ситуации, я их вам напишу. Но учтите, юноша, что вы на территории храма Искупителя. И лгать на святой земле большой грех. Творец не любит лжецов и его кара мигом вас настигнет.

Ее голос прозвучал строго и очень уж убедительно. И лгать мне сразу же расхотелось.

— Придется сделать официальный запрос через отца, — вздохнул я.

— Филиппа Петровича? — уточнила женщина и я кивнул:

— Знаете его?

— Отчего же не знать? — матушку Серафиму, казалось, даже удивил мой вопрос. — Его портрет висит в комнате для покаяния. Рядом с ликом Искупителя. А под ним подпись "будешь грешить — попадешь к нему на допрос".

— Вот как? — теперь пришла моя очередь удивляться.

— Филипп Петрович много лет ведёт шефство над нашим приютом. Оно ведь знаете как, Павел Филиппович. Вроде и приют с хорошим финансированием, и наставники все отличные, и договоры у нас заключены с разными лицеями. Считай путевка в жизнь. А подростков все одно тянет дебоширить и лихоимствовать. Уж не знаю почему. Вот и вливаются детишки с малых лет в ряды черносотенцев, сынов, да декабристов. И хулиганят. А ваш папенька или его подчинённые дважды в год приезжают к нам в приют, читают лекции о том, как преступления вредны для здоровья. Самых неверующих возят на экскурсии в острог. И это немного, да помогает. Строгий у вас отец, старой закалки. Вам с ним очень повезло.

Признаться, услышанное меня удивило. Особенно про то, что мне повезло с отцом. Никогда бы не подумал, что папенька, которого абсолютно не волновало воспитание собственного сына, вдруг возьмёт попечительство над сиротами. В благородство этого поступка я не верил. Скорее в попытку замолить грехи добрыми делами.

— Вот значит как? И помогает? — полюбопытствовал я.

— На какое-то время да, — ответила Серафима. — Но я не думала, что он держит такую информацию в тайне от семьи.

— Он не привык говорить о работе, — честно признался я. — Мы с ним не особо близки в последнее время.

Говорить о том, что отец наверняка даже не знает, как сейчас выглядит его единственный сын, я не стал. Не стоит разочаровывать добрую женщину.

— Проблемы отцов и детей, — тяжело вздохнула настоятельница. — Ну ничего. Я думаю, у вас получится найти общий язык. Здесь, юноша, многие вообще отцов не видели. Как говорится, ушел за хлебом да так и не вернулся. А у вас очень добрый папенька. Хоть и строгий. Но как говорится, в строгости рождается послушание.

Я решил умолчать о том, что бежал из дому и много лет жил у бабушки, которая и занималась моим воспитанием. И что если бы мой отец ушел за хлебом, я бы даже не заметил его отсутствия. Вместо этого произнес:

— Да и Филипп Петрович не любит распространяться о благих делах, которые совершает. Он считает, что о добрых поступках не нужно хвастать.

Серафима удивлённо подняла брови, но не прокомментировала такое наглое враньё. Я же опасливо покосился на потолок, ожидая, что угрозы настоятельницы сбудутся и меня поразит молния. Но к счастью, Искупитель решил отложить мою кару на неопределенный срок.

— Ладно, Павел Филиппович. Раз уж вы сын Филиппа Петровича, так уж и быть. Расскажу. Но без подробностей, — настоятельница подняла к потолку указательный палец, и я заметил на ее губах едва заметную улыбку. — Что вы хотели узнать о Леночке?

— Расскажите про нее, — попросил я, благодаря судьбу за то, что моим отцом был начальник охранки. Никогда бы не думал, что имя отца так мне поможет. И уж тем более не подозревал, что об этом человеке кто-то будет отзываться так хорошо.

— Милая девочка, — ответила Серафима. — Добрая, отзывчивая. Любила шить кукол и младшим деткам дарить. Очень любознательная. Прилежно училась, в самодеятельности выступала. Это у нее от матери, наверное, тяга к сцене. Такой светлый ребенок — редкость в нашем заведении. Ни одного нарекания за все время, пока она была нашей воспитанницей. Очень увлекалась анатомией. Ухаживала за больными животными. То котика хромоногого принесет, но голубя со сломанным крылом. И как только находила таких убогих, ума не приложу. Собиралась стать лекарем в больнице для простых людей. Ей даже характеристики писали для лицея сестер милосердия.

— Да, это все очень на нее похоже, — пробормотал я.

— Знаете, я даже рада за Леночку, — продолжила Серафима. — Добилась своего, исполнила мечту.

— Откуда вы знаете? — вырвалось у меня.

— Нам не так часто удается порадоваться за наших воспитанников. Те, кому повезло устроиться, предпочитают не вспоминать о начале своего жизненного пути. Кто-то даже скрывает, что провел у нас детство. Хотя у нас не принято кнутом воспитывать или запирать в подвале. Мы детей словом добрым учим и иногда розгами, но не часто. А Леночка приходила несколько месяцев назад, — с готовностью пояснила Серафима. — Веселая такая. Вся светиться. Благодарила за воспитание и даже привезла с собой коробку игрушек для малышей. Сказала, что работает сестрой милосердия в лекарне святого Николая. Сообщила, что нашла свое призвание и помогает людям.

— Ага, — пробормотал я. — Вот оно что. В лекарне святого Николая. Очень достойное место.

— Да. Про родителей и родных все расспрашивала. Что мол хочет повидать, да не знает, кто они.

— И вы назвали их имена? — осторожно уточнил я, и Серафима вздохнула:

— Вообще, Павел Филиппович,