Дети, сотканные ветром. 2 - Артём Ерёмин

Вий зло кинул лопату на землю:

– Захар выклянчил работёнку для нашей компашки и намекнул, что так будет впредь, пока мы не станем покладисты.

– Прости. Влез в драку, не подумав о последствиях для вас.

Вий отмахнулся, никто ни в чём не винил Игната.

Они вправду стали друзьями, подумал Лев. Готовые переносить сообща тяготы. Нежданное чувство досады накатило на трубочиста. Зависть, с испугом осознал он.

– Ты чего голову повесил? – обратился к нему Вий. – Проша утром нам едва плешь не проела. Думал, тебя выгнали из Собора, раз ты не явился за завтраком вихля. Да и ключник хвалился, что отвёл тебя к Главе на судилище.

– К Кагорте, – подтвердил Лев.

Ребята порядком удивились, Пимен даже присвистнул.

– К самой Седой Пряхе? – переспросил Игнат. – А я гадал, с чего это ты оказался в лазарете поутру.

– Ага, опять свалился в обморок от волнения, – попробовал пошутить Лев, и вьюны дружно рассмеялись.

Один Клим выглядел напуганным:

– Т-тебя выгнали?

– Не переживай так, хлюпик, – Сорока ударил Клима в плечо. – Если он не теснится в грузовом вагоне в направлении Дальних Осколков, значит, ему дали второй шанс.

– Наверное, ты п-прав.

– И как тебе наша древность, Лев? Говорят, она ноги еле передвигает. Заперлась наверху и сразу не узнать, когда старушка преставится.

От шутки Сороки Климу сделалось хуже, а Игнат зашикал на друга.

– Чего? Ведь все о том и шепчутся. Десяток лет прошло, как князья перестали съезжаться к ней за советом.

Нехотя ребята согласились, что ныне власть в Соборе в руках магистров Бора и Гамы. Лев не пытался переубеждать их. Кагорта на вид древняя и ведёт себя подобающе, но своё притворство она скинула на время перед Львом. Только зачем перед ним?

– Поговаривают, будто Кагорта – перевёртыш, – продолжал Сорока. – Представь, хлюпик, как, обвернувшись в звериную шкуру, она нюхается у твоей двери.

– Вздор, – Клим неуверенно отринул мысль. – Дым бы сразу её расп-познал. Ведь лунси чуют всякую скверну?

Дым пожал плечами:

– Меня растили чаровники и неведомо мне знания полночного народа… Но всё же, полагаю, Лев заметил, если бы Кагорта обличалась в зверя. Вернуть людской облик – непосильный труд.

Трубочист представил как старуха, завёрнутая в шкуру, бродит по ночной башне и вынюхивает его по следам сажи.

– Хватит трещать, а то околеем. Ну, Лев, подсобим лодырям, – позвал Игнат, перелезая в загон.

Трубочист не возражал и вместе с остальными перетаскивал помёт моа в телегу. Как говорил Клим, в теплице помёт превратится в лучший гидропонный раствор на Осколках.

Лев и не заметил, как чувство зависти рассосалось. Ему было тепло и легко в промёрзлый день вычищать загон.

– Мне радостно оттого, что тебя не изгнали из-под тени Трезубца, – робко проговорил Дым, когда они всем скопом толкали телегу до теплицы. – Леший спрашивал о тебе.

– Давай навестим его как-нибудь.

– Хорошее предложение…

Вдруг Дым насторожился и встал как вкопанный. Без него и Льва телега затормозилась.

– Хорош отлынивать, – пыхтел Пимен.

Не слыша его, Дым направился между постройками к упёршемуся в столб автоматону. Самоходный механизм недавно вернулся с поля, где собирал остатки позднего урожая. Дым без разговоров набросился на его клешни с репой. Автоматон принялся вяло отбиваться, и вьюны поспешили на помощь.

– Замри, тупая железяка! – громко воскликнул Вий, доставая колокол.

Автоматон не унимался, отчего кучерявый вьюн ругнулся.

– З-замри и отдай нам репу, – робко приказал Клим.

«Железяка» в этот раз послушался, и его словно вырвало корнеплодами.

– Молодец, – похвалил Клима Игнат.

– Похоже, я всю голову помётом забил, – обелился Вий.

– Дым, ты хоть в курсе, какое наказание за порчу казённого добра… – начал Пимен, но резко умолк. – Ух ты.

Только когда все затихли, Лев расслышал жалобное сопение. В ботве слабо копошился колючий мешочек.

– Ёж?

– Туманик, – пояснил Клим. – Как раз утром стояло густое марево.

– И железяка загребла его в свои клешни, – Пимен от души пнул автоматон.

– Виноват всегда тот, кто очаровывает, – успокаивал друга Игнат. – Добавь в приказ чуток осторожности, и автоматон никого не ранит. Но кому-то лень плести чары посложнее.

Пимен достал носовой платок и поднял ежа. Кровь красила его бок.

– Ножку ему срезало. И как быть?

Ребята глянули на Клима, тот пожал плечами:

– Все ежи впадают в спячку. Читал, что туманики п-предпочитают зимовать за Пеленой. Там они гнездятся в крошечных изломах п-пространства.

– Этот далеко не доползёт, – сделал вывод Вий.

– Чего он жрёт? – спросил Сорока.

– Улиток и насекомых, – ответил Клим.

– Без тараканов Собор беднее не станет.

– Постой, ты собрался ловить их ему? – усомнился Вий. – С чего тебе сдался ёж?

– Нет у вас «водосточной» жилки. Буду откармливать его на чёрный день.

Пимен скривил злорадную ухмылку, но Лев ему не верил. Из всех собравшихся подростков, только к Сороке он относился с насторожённостью. Тот «одалживал» еду на кухне и искал выгоду даже в наказаниях. Сейчас же, несмотря на слова, Пимен держал ежа с нежностью, зажимая рану.

– Фу, гадость, – Клим же поверил ему.

– Ты насиживал бока на ферме и не голодал, хлюпик. После жареных крыс ёжик покажется едой царя. Так ведь, Игнат?

– М-м-м, рагу из мучных мышей, – протянул Игнат.

Клима замутило, воображения ему не занимать.

– Решил! Назову ежа в твою честь, хлюпик, – объявил Сорока и положил туманика за пазуху. – Смотрите – княжна. Бьюсь об заклад, что её растрогает раненый ёж.

У дальней теплицы одиноко прогуливалась Есения. Её красное пальто выделялось в заиндевевшем крае Собора.

Наверняка шла рисовать цветы, решил Лев.

– Так и знал, что ты подобрал его не просто так, – прояснилось лицо Вия.

– Даже с мешком ежей, княжна не сплетёт тебе венок, – подтрунивал Игнат.

Княжна помахала Льву, и вьюны от удивления разинули рты. Лев в надежде, что Есения не заметит издалека его зардевшиеся щёки, помахал в ответ.

– Настанет день, и я срежу с тебя твои пуговицы, – с заговорщическим прищуром пообещал Пимен.

С приближением вечера эффект снадобья Василисы закончился. Лев умудрился заснуть на уроке омовения под чахлым деревцем. Его даже не беспокоило злющее завывание ветра