Архитектор душ - Александр Вольт

догадка, а факт, изложенный на пожелтевших страницах древнего фолианта. Оставалось опасение, что я мог неверно трактовать написанное в меру недостаточного знания языка.

В тексте говорилось о каких-то «модуляции» или «гармонизации» нитей души, что предположительно могло означать исцеление. Но там же, мелким почерком на полях, Громов приписал: «Si sanari potest, ergo et vulnerari» — «Если можно исцелить, значит, можно и ранить».

И в этот момент в моей голове, ну или в мозгах Громова, что теперь служили мне, мелькнула еще одна мысль-догадка. Она пролетела так быстро, что я едва успел ухватить ее за хвост и осмыслить: «за все приходится платить».

К чему это и почему, я не понял. Если имелось в виду, что на взаимодействие с психеей я буду обязан что-то отдать, то почему, когда я прикоснулся к душе Улины, со мной ничего не произошло? Или я пока просто не понял?

Я резко захлопнул тяжелую книгу, заложив нужную страницу пальцем. Сердце забилось чаще. Хватит теории. Мне нужно это проверить, и сделать это прямо сейчас.

Я поднялся с кресла. Мне нужно зеркало и уединение.

Пройдя к девушкам на кухню, я застал их как раз за вытиранием посуды. Они делали это молча, с таким видом, будто исполняли тяжелую повинность, но, по крайней-мере все же делали.

— Надо кое-что проверить, — сказал я спокойно, останавливаясь на пороге.

— Все же нашел цианистый калий? — уточнила Лидия, не поворачивая головы.

В ее голосе на этот раз не слышалось ни капли ехидства или ненависти. Лишь усталость и ирония. Не то она вымоталась за день, не то действительно начала пересматривать свой взгляд на наше общее положение.

— Не сегодня, Лидия, — ответил я. — Мы хотели проверить, насколько далеко мы можем отойти друг от друга. Стойте здесь, я буду уходить в другой конец дома. Как только почувствуете, что вас начинает тянуть, громко кричите. Тогда я пойду к вам и начну считать шаги. Все ясно?

Это была идеальная причина, чтобы оставить их и обеспечить себе уединение. К тому же нам действительно нужно было знать радиус действия этого магического ограничителя.

Они переглянулись, и прежде, чем кто-либо успел возразить, я добавил:

— Вот и отлично. Стойте и ждите здесь.

Я развернулся и стал спокойно уходить от них, пересекая холл. Я слышал, как затихло звяканье посуды. Когда я скрылся из виду за поворотом коридора, я ускорил шаг и почти бегом поднялся по широкой лестнице на второй этаж, где, как подсказывал здравый смысл, должна была находиться спальня хозяина дома.

После недолгого блуждания по темному коридору я нашел нужную дверь. Спальня Громова была огромной. У стены напротив стояло большое трюмо в относительно современной отделке.

Я подошел к нему и посмотрел на свое отражение. На чужое отражение. Усталое, аристократически красивое лицо мужчины около тридцати лет с незнакомыми синими глазами. Я закрыл глаза. Нужно было сосредоточиться. Вспомнить то, что я прочел в книге. «Обращение взгляда внутрь».

Я глубоко вздохнул и расфокусировал зрение, глядя будто сквозь зеркало. Сперва — ничего. Лишь мое новое лицо. Я попробовал снова, приложив усилие. Снова никаких изменений. Мир оставался прежним; мое новое лицо — таким же.

Не знаю, сколько я так стоял и пялился в зеракало. Десять минут, двадцать или все полчаса, но ноги отчетливо начали ныть. Я тяжело вздохнул и решил попробовать еще один раз, перед тем, как пойти спать.

— Ладно, — сказал я, переступив с ноги на ногу, чтобы размять мышцы, — последняя попытка.

Я сосредоточился, пытаясь следовать тому, что прочел в книге. Расфокусировал зрение, и словно напряг мышцу чуть выше надбровных валиков, о которой раньше и не подозревал.

И вдруг мир изменился на одно мимолетное мгновение. Я увидел собственную душу, которая тут же исчезла.

Получилось. Кажется у меня это осознанно получилось. В груди возникло ощущение легкого торжества.

Нужно попробовать еще раз, кажется я понял, как это работает.

Я снова сделал все то же, что проделал минуту задан и…

Очертания комнаты смазались, а в моем отражении зажегся свет. В самом его центре я увидел серо-стальное сияние — точь-в-точь как цвет моих глаз в прошлой жизни. Это был я. Моя суть. Суть Алексея Воробьева.

Но этот свет не был чистым. Вокруг него клубились черно-фиолетовые тени. Я предположил, что это наследие Громова. Его пороки и злоба, въевшиеся в это тело.

А поверх всего этого, словно тончайшая паутина, все оплетали едва заметные серебряные нити. Это и была та сила, что я обрел и которая связала меня с девушками.

Это знание просто возникло у меня в голове, словно было там всегда. И я принял его как данность. В таком состоянии размышлять хотелось в последнюю очередь.

Зрелище было завораживающим и пугающим одновременно.

Шумный выдох случился сам собой. Теперь главный тест. Так сказать, гвоздь программы.

Я поднял правую руку, глядя не на ее физическое отражение, а на светящийся, призрачный аналог. Мое сердце заколотилось как перед прыжком в бездну. Это может быть опасно, но остановиться я уже не мог. Или не хотел. Чувство первооткрывателя тянуло вперед.

На мгновение я остановился, поймав себя на мысли, что, выходит, для того, чтобы прикоснуться к психее, мне нужно «включить» это самое «зрение». По-другому я явно никак не прикоснусь к ней, иначе взаимодействовать с душой мог бы каждый человек.

Нужно будет завести дневник и фиксировать свои мысли и результаты опытов.

Я медленно, очень медленно поднес светящиеся кончики пальцев своей призрачной руки к левой, к тому месту на запястье, где под кожей бился пульс.

И прикоснулся.

Глава 9

Я резко отдернул руку. Боль, словно удар тока, обожгла запястье и пронзила мышцы до самого плеча.

В зеркале снова было лишь мое отражение. Концентрация рассыпалась мгновенно. Я схватился левой кистью за правое запястье. Мышцы онемели от плеча до кончиков пальцев. Рука стала тяжелой и чужой, почти не слушалась.

Но я успел заметить главное: там, где мои призрачные пальцы коснулись психеи, появился крошечный энергетический узелок. Выходит, что я сам его создал. Сам повредил энергетический канал, на что тело тут же отреагировало болью.

Я попытался пошевелить пальцами. Они слушались, но с трудом, словно рука затекла до парастезии во время сна. Это когда возникает ощущение «покалывания». Лоб покрылся холодным потом, а мысли неслись вскачь.

Выводы напрашивались сами собой. Болезненные, но очевидные.

Я действительно могу манипулировать психеей. Касаться. Изменять ее. И это