Поцелуй скуки - Харитон Байконурович Мамбурин

Глаза демона, притворяющегося сексапильной девочкой, вспыхивают оранжевым, отрезая нас с ней от остального мира. Вот мы сидим в маленьком тесном офисе, где поверженные городом лишаются душ (иногда даже временно), а вот мы посреди пустоты. Лимба.

— Мне нужно услышать имя, — голос краснокожей демоницы отдает эхом.

— Только не описайся, когда попробуешь его на вкус, — усмехаюсь я, — Ханапиосса Дедрикадея.

Истинное имя Виолики Радиган, юного демона, как-то раз вверившего свою суть в мои руки. Отдавшуюся мне во владение просто так, лишь в знак доверия, ради защиты и покровительства. Разумеется, такая мелочь как едва родившийся демон, никак бы не смогли впечатлить работницу банка, но вот привкус, ощущение воли того, кто низверг мою родную хату в Преисподнюю — это совсем другой вопрос. Категорически другой.

— Прошу, пройдите в нижний зал! — уже натурально пищит демоница, зажав руки между ног, заискивающе улыбаясь и пытаясь задиком загородить сделанную на ковре офиса лужицу, — Вас там уже ждут! Все будет в лучшем виде!

Киваю, улыбаясь и выхожу, не слушая крики сзади о том, что теперь «для вас будет все только самое лучшее!». Его тут нет, лучшего. Как и хорошего, нормального, паршивого или просто ужасного. Демоны.

Если кто-то думает, что я выставляю Магнум Мундус худшим местом в бытие, отвратной дырой, пожирающей смертных и перемалывающей их души на золото, то вы ошибаетесь. Я был в Москве. Магнум Мундус — своеобразный город, привечающий именно тех, кто точно знал, зачем сюда едет. Здесь нет ничего страшного. Просто живут очень старые существа со своеобразными вкусами… и они не склонны совершать насилие над своими слугами. Всё сугубо добровольно. Всё дело в разуме. Осознаете ли вы, что вам предлагают? Потому что отказаться потом нельзя.

Второе правило моего учителя. «Никогда не связывайся с теми, кто старше тебя». Я его нарушаю постоянно.

— Снова всё изменили… — пробурчал я для проформы, находя себя прямо посреди пустой улицы.

Кто-то, а демоны всегда держат нос по ветру. С восприятием человеческих норм и стандартов у них туговато, это относится к личным и корпоративным секретам, так что пародия на Омниполис, расстилающаяся в разные стороны от меня, выглядело криво, косо и смешно. Но не будем забывать, что это город, а не песочный куличик с содержанием собачьего дерьма. Они стараются. Они вечны, неумолимы, и не знают отдыха.

Тем не менее, всё было достаточно знакомо, чтобы я направил стопы прямо к себе домой. Подумаешь, улица изгибается, подумаешь, у этого дома слегка разная высота этажей, подумаешь, навстречу рогатая горилла размером с автобус…

— Свободная душа!! — заорала чертова обезьяна, тут же припуская ко мне со всех четырех лап, — Моя!!!

— Идиот… — вздохнул я, резко перечеркивая вытянутым когтем воздух перед собой и отскакивая назад.

Огромное существо, состоящее из инфернальной энергии без признаков мозга, с шумом и топотом налетело на след, оставленный материальным оружием, напитанным волей причинения ущерба и… попросту лопнуло, перестав существовать. Моментальный контракт оказался исполнен.

— Главное душа, главное душа… на тело надо смотреть, тупица! — наставил я уже совершенно не существующего демона, продолжая свой путь. Душа в теле способна за себя постоять еще как!

Можно оговориться, что не-Блюстителя сюда бы без сопровождения не отправили бы. И за него пришлось бы платить.

Дом, родной дом. Он никак не изменился за те дни, что меня не было. Да, слева не было дома Йага Тага Каббази, моего сенсея, а справа не стоял «Отвернувшийся слон», но это была кривая пародия на Малиновую, а мой дом, как и я сам, был сугубо материальным объектом. К нему я и подкрался, вовсе не собираясь пошло стучать в собственную дверь. Зачем? Это моя дверь, мой косяк, стены тоже мои, взбираться по ним я умею, секретный пусть обхода сигнализации на окне собственной спальни тоже целиком мой. Не мой лишь огромный демонический знак, висящий в небе и демонстрирующий всему городу Приглашение, но, куда деваться? Небо, красно-черное, с отвратительно клубящимися тучами, оно тоже не моё.

— Кто лежал в моей кровати? — недовольно бурчу я, понимая, что лежали все. Валялись, засранки, может быть, даже нюхали… подушку. Иначе и быть не может, я всегда аккуратно заправляю свою прекрасную кровать! Но нет, все измято, как будто тут табор танцевал!

Любимый фиолетовый халат нежно обнимает мое соскучившееся по нему тело. Чертыхаясь, достаю из-под кровати забитые кем-то туда тапочки. В этот момент скрипит дверь, открываясь. На пороге комнаты стоит толстый лабрадор по имени Лэсси. Не знаю, что с этой собакой, но наши общие попытки заставить её похудеть встретили полный провал. Зато она невозмутима и надежна как швейцарские часы — при виде меня пес расщедривается на три ленивых маха хвостом, а затем, развернувшись как крейсер, уходит вдаль.

И то хлеб, думаю я, выковыривая тапочек из бездн, куда его затолкали чьи-то неосторожные и неряшливые ноги. Если б кто-то из девочек неожиданно зашёл бы, увидев Конрада Арвистера в незапахнутом халате, стоящего раком…

Кто-то заходит.

Накаркал, обреченно думаю я, поднимая взгляд, который встречается с другим взглядом. Таким же уверенным и невозмутимым как у Лэсси, но слегка более ироничным.

— Мм… — задумчиво тянет Грегор Арвистер, бывший дофин и мой единственный живой потомок, надежда всего угасшего рода. Двухлетний ребенок складывает ладошки на животе, продолжая меня разглядывать. Я ускоряюсь в поисках необходимого — ребенки не ходят одни. За ними всегда кто-то присматривает!

Вампирская ловкость, решительность и смекалка трехсотлетнего Блюстителя, ловкое неуловимое движение опытного убийцы… и цель поймана! Три секунды спустя Конрад Арвистер стоит во всем своем ничем не замутненном великолепии, с наследником на руках и… обливаемый скептицизмом из глаз снова заглянувшего в комнату лабрадора.

Ну и ладно.

Что? Мне возмутиться, что за ребенком приглядывает собака? Она этим занималась и в королевском дворце! Это сертифицированная собака!

Последний из живых обитателей дома, присутствующий в здании, оказался внизу, на кухне. Пританцовывая под хрипящий, но играющий магнитофон, Мыш, крутя хвостом и тем, к чему он присобачен, готовила здоровенную груду гренок с сыром. Дочь, определенно радующаяся жизни, без малейших стеснений колбасилась, зажмурив глаза и подняв нос к потолку, выполняя странные движения руками и всеми другими частями тела. Танцем эти вихляния мог бы назвать только очень добрый и милостивый человек, а таких в окрестностях не могло быть в принципе. Я