Путь в Зону. Том 1-6 - Алексей Сергеевич Абвов

счёт. Вот так всех по очереди и раздавили, разорив базы и сделав невозможным возрождение погибших в точках привязки. Теперь им только на рерол идти — других вариантов нет. Кто-то, конечно, в тайных схронах затихарился, но и их со временем достанут. Да и всем прочим игрокам теперь порой приходится доказывать, что они совсем не причём. На базах группировок и у всех известных торговцев теперь автоматически выключается игровой интерфейс и включается полное восприятие боли. Многие боятся даже приближаться к таким местам, чувствуя за собой немало старых грешков.

— Да уж… — тяжело вздохнул первый, переваривая информацию. — Хорошо хоть к нам пока никаких новых претензий.

— Нам и старых вполне достаточно, — второй явно не разделял его энтузиазма. — Сколько раз тебя и меня убивали просто за одну внешность? И каково на людях постоянно ходить в противогазе?

Сталкеры продолжили разговор, а на меня вдруг резко свалились воспоминания. Целый поток, целый шквал воспоминаний. Они пробились из-за сдерживающего барьера, мгновенно затопив хлипкое сознание, в который раз погасив его.

Слух снова включился. Вместе со слухом из небытия вылезла ещё и память. Теперь я — да, можно уверенно сказать — 'Я' вспомнил всё. Кто я, откуда, вот только вопрос 'зачем' задавать бесполезно. И ещё оставались вопросы 'где я' и 'что со мной'. Ощущения тела, как и прежде, нет. Да и глаза, похоже, отсутствуют. Зато есть слух.

— … Да, Паштет, врать ты у нас первый мастак… — кто-то заметил ехидным тоном. — Те ещё скажи — с той химерой в салочки играл, — рассмеялся он, и его смех был подхвачен ещё несколькими сталкерами.

Похоже, я лежу или нахожусь рядом с костерком, вокруг которого расселись вернувшиеся с ходки мужики и теперь расслабляются в меру сил и возможностей. Травят старкерские байки мало отличающиеся от рыбацких и охотничьих. Признаться — я и сам не чурался подобного в компании старых друзей. Все прекрасно понимали — сказки они и есть сказки, однако даже в них порой проскакивали интересные мысли и крайне удачные идеи. Вот и сейчас я слушал и даже запоминал. Может, что-то и пригодится, если снова стану человеком или хотя бы на него похожим существом.

— … А прикиньте, что я нашел у неё в желудке? — Кто-то эмоционально вопрошал молодым голосом. — Вы даже представить себе не можете. Вот, смотрите, что там было… — зашуршала одежда, из-под которой что-то старательно доставали.

— Охренеть! Так это же 'мятый лист', - кто-то сразу узнал предъявленный публике аргумент, и по народу прошелся вздох восхищения вперемежку с лёгкой завистью.

— Теперь я плотей целенаправленно бить буду, раз в них изредка попадается такое… — заявил народу удачливый охотник.

А я подумал, что тех плотей теперь ждёт настоящий геноцид. Плоть — это мутировавшая хрен пойми во что обычная домашняя свинья. Что-то большое, тёмное почти бесформенное с торчащими четырьмя ногами с острыми копытами на концах. Вымахивает до полутора метров высоты и весит под полтонны. Говорят — изредка встречаются экземплярчики и за тонну весом. Для опытных сталкеров плоть почти не опасна, ибо с таким весом достаточно медлительна. Но если тихо подкрадётся — ударом копыта легко пробьёт человека насквозь. Да и бронежилет вряд ли ему поможет. Весь ливер будет всмятку. Подстрелить её сложно. Череп толстый, обычный патрон точно не пробьёт. Всё остальное тело закрыто слоем плотного жира, в котором легко вязнет свинцовая картечь, и застревают даже остроконечные бронебойные пули. Потому стрелять при встрече с плотью сначала нужно ей картечью по ногам, и только после добивать в пару уязвимых мест. Ещё эти мутанты обладают относительно слабыми по сравнению с пси-собаками и контролёрами ментальными способностями. Попавшие под их влияние сталкеры слышат голоса давно погибших друзей, мольбы раненных о помощи и другие галлюцинации. На плотей охотятся редко, ибо мясо воняет какой-то химией и совершенно несъедобно. Ими даже другие монстры брезгуют, подыскивая более вкусную добычу.

Между тем к костру подошли ещё люди, вызвав в кругу сидящих заметное оживление.

— Специально для нашего спасителя и благодетеля… — громко продекларировал кто-то, беря в руки тренькнувшую случайно задетой струной гитару.

— Служили два товарища в больнице городской… — прозвучали громкие слова в такт простому аккорду.

Один был стоматологом, проктологом другой.

Лечили они кариес, лечили геморрой…

Но 'правило буравчика' знал первый и второй!

Голос и гитара умолкли, на пару секунд воцарилась тишина, взорвавшаяся дружным смехом.

— Ох, и уморил, да и уважил заодно, — высказался кто-то сквозь смех. — И ведь как тонко подколол, нахал… — тихо добавил он, когда народ почти отсмеялся.

— Братва, а что такое 'правило буравчика'? — Робко спросил кто-то из присутствующих.

Вместо ответа народ снова дружно прыснул. Га-га-га…

— Ну, ты и тёмный Мыкола, — прокомментировал кто-то, едва сдерживая душившие его порывы хохота, — очередная жертва реформ образования, — вопрошавший же замолк и, наверняка обиделся.

— Посидим мы тут с вами немного, — сказал голос, отметивший ранее тонкую подколку.

— Лёха! А сыграй нам чего-либо весёлого, — попросил кто-то из сидящих у костра парней.

— Да настроение совсем не то… — упомянутый Лёха пошел в отказ.

— Ну, сыграй… ну сыграй… — другие парни тоже стали дружно канючить.

— Ладно, давай сюда инструмент, — гитарист быстро сдался напору товарищей.

Послышался одиночный звон подтягиваемых струн. Гитара была явно хорошей, но редко попадала в опытные руки. Добившись правильной расстановки тонов, гитарист проиграл для разминки парочку достаточно сложных аккордов, настраиваясь на что-то серьёзное. А я вдруг почувствовал почти забытое ощущение ментального контакта. Лёгкое и почти незаметное, но для меня весьма отчётливое. Сыграв ещё пару аккордов и войдя в ритм, парень запел неожиданно сильным звонким голосом:

Белый снег, серый лёд

На растрескавшейся земле,

Одеялом лоскутным на ней

Город в дорожной петле.

Парень выдержал секундную паузу, а я сразу же узнал песню, можно прямо сказать — ещё из своей первой молодости. Но не это поразило меня до самой глубины души — вместе со словами я вдруг увидел прекрасную и даже немного пугающую своей реалистичностью картину. Стою на вершине продуваемого со всех сторон голого холма и смотрю вдаль. Полы моих длинных одежд развиваются на холодном пронизывающем ветру, но я сейчас не чувствую того холода, полностью сосредоточившись на увиденном. Подомной расстилается бескрайняя серая заснеженная долина, прочерченная редкими квадратами огороженных крестьянских полей и разделённая на две части петлёй широкой дороги. И там впереди из морозной дымки медленно проступают очертания отдельных тёмных домов, целых кварталов и высоких каменных сооружений с золотыми куполами крыш где-то в самом центре.

А над городом плывут облака,

Закрывая небесный свет,

А над городом жёлтый дым,

Городу