Игры богов. Сказание первое - Игорь Бусыгин

— У меня нет лишней рыболовной снасти, — сказал великан.

— Я захватил её с собой, — отвечал Тор, показывая Гимиру гигантский крюк и канат, толщиной с хорошее дерево.

Великан оглушительно захохотал:

— Такой крюк и такой канат выдержат целое стадо китов, — промолвил он, утирая выступившие у него от смеха слёзы. — Кого же ты собираешься ловить?

— Это моё дело, — ответил сильнейший из Асов, которому уже надоело спорить с великаном. — Скажи лучше, есть ли у тебя приманка?

— У меня есть приманка, но для себя, — снова нахмурился Гимир. — А достать приманку для тебя — не моё дело, доставай её сам.

— Хорошо, я раздобуду её и без твоей помощи! — сердито воскликнул бог грома и вышел из пещеры.

Возле неё на пригорке паслось стадо исполинских коров Гимира, среди которых был бык, спина которого подымалась над верхушками самых высоких сосен. Недолго думая, Тор схватил его за рога и, оторвав ему голову, вернулся с ней в пещеру.

— Вот и приманка для моей удочки, — сказал он…

…Крюк с приманкой опускался все ниже и ниже. Вдруг кто-то дернул его так резко, что сжимавшие канат руки Тора ударились о борт лодки.

— Попалась! — торжествующе закричал он.

Бог грома не ошибся: змея Митгард проглотила приманку, но вытащить эту исполинскую гадину было не так-то легко. Лишь с большим трудом могучему Асу удалось сначала стать на колени, а затем выпрямиться во весь рост. Началась ожесточённая борьба. Не обращая внимания на то, что лодка великана почти до краёв погрузилась в воду, Тор изо всех сил тянул канат и постепенно вытягивал чудовище, которое отчаянно сопротивлялось. Прошло немало времени, пока наконец над водой не показалась огромная безобразная голова змеи. Оцепенев от ужаса, Гимир смотрел то на выпученные холодные, полные беспощадной ненависти глаза дочери Локи, то на чёрные, но горящие ярким пламенем глаза Тора и никак не мог решить, какие из них страшнее.

Вдруг раздался громкий треск. Дно лодки, не выдержав, проломилось, и бог грома оказался в воде. На его счастье в этом месте было неглубоко, и он, погрузившись по горло, стал ногами на отмель, так и не выпустив из рук свою необыкновенную леску, на которой метался его враг.

— Вот мы и встретились с тобой снова, Митгард! — воскликнул Тор, подымая Мйольнир.

Всё это время Гимир неподвижно сидел на корме лодки, уцепившись руками за её борта. Но когда вода залила его ноги и великан увидел, что они тонут, он пришел в себя и, схватив нож, быстро провел им по канату, на котором висела змея. Тот лопнул, и чудовище сейчас же погрузилось в море.

— Нет, погоди, ты от меня не уйдешь! — закричал бог грома и метнул ей вслед молот.

Мйольнир с громким плеском исчез в волнах. Через мгновение он снова вылетел оттуда и прыгнул прямо в руки своего хозяина, а море далеко вокруг окрасилось в красный цвет. Это была кровь змеи Митгард.

Убил или не убил бог грома змею Митгард, никто не знает, но норны уверяют, что она всё ещё жива и только тяжело ранена.

— Придёт день, — говорят вещие девы, — последний и для неё и для Тора, когда они снова встретятся. Но когда придёт этот день, не знаем даже мы, норны.

* * *

Псалнериум (что-то типа гуслей) последний раз вздохнула и замолчала, но её златкоголосое пение ещё долго звучало в прибрежных скалах.

— Да, красиво… Налить певуну! А Фенрир сейчас — мой волк-котёнок! — Олег тряхнул рыжей гривой.

Из высокой стройной сосны сделали новую мачту, подремонтировали драккар и через несколько недель отплыли.

Олег встряхнул своей гривой, нельзя, нет, нельзя думать о хорошем, нельзя вспоминать и снова вспоминать о Ней. «Я её найду, но… попозже», — он себя попытался успокоить. Внезапно тучи раздвинулись, он увидел её глаза, ласковые и грустные, в них искрилась любовь, мерцала усталость и печаль, и ещё вера, вера в него; глазами, да, да, именно глазами, она шепнула: «Тебя впереди поджидают враги».

— Впереди враги! — рявкнул Вещий. Олав взметнулся на мачту, посмотрев на мгновенно поскучневшее лицо Олега, сверху прокричал:

— Это драккар конунга Виннега, кровного врага Синеуса! А за ним ещё один! Нам не уйти!

— Придётся принимать бой, — Олег мрачно скривил губы.

Полосатые паруса резво догоняли, да Олег и не собирался удирать, его, как всегда перед боем, слегка затрясло.

Олаф взглянул на Олега, за долгие годы знакомства они научились понимать друг друга без слов. «Чёрный орёл» медленно и как бы лениво развернулся и полетел над водой, словно крылатый зверь, учуявший добычу. Скалился на форштевне зубастый дракон, он был рад мелкой драке. Сто двадцать восемь вёсел размеренно взлетали и падали. Расстояние быстро уменьшалось.

Ваннег понял манёвр врага, но было уже поздно.

Вои уже надели на себя брони и круглые шлемы, пощупали свои мечи. Киевские варяги, как самые лучшие из стрелков-лучников, взяли в руки мощные пластинчатые луки, насыпали перед собой стрелы, чтобы удобней было их подбирать. Их враги выстроились вдоль бортов, стрелков не было видно, викинги вообще брезговали пользоваться луками.

— Я — Ваннег сын Дьерна Зубастого Волка из Дьорфиорда, конунг! — полетел над морем хрипловато-наглый голос кровника Синеуса. — А вы кто такие и куда идёте?

Голос у него был низкий, навечно замерзший от ветра и от неутомимой жестокости, про которую ходили легенды. Его гнусный рёв услышали, но не ответили — побрезговали. Сын Зубастого выждал некоторое время и сказал:

— Я предлагаю вам выбор. Можете сесть в лодку и добираться до берега, но я вас и там перережу. Или защищайте себя и корабль, а я вас всё равно перережу! У меня четыреста викингов! — и довольно захохотал от своей шутки. Олег по-мальчишески хихикнул и, чтобы раззадорить свою дружину, да и повеселиться заодно, проорал:

— Смрадные псы, сыновья навозных червей! Блевотина Бога Ньерда! Я, Олег, Великий князь Киевский, отрежу ваши уши и скормлю их свиньям! Я заставлю вас жрать собственную печёнку! Я швырну то, что у вас осталось от мужского достоинства зловонно-зелёным мухам! Деритесь, поганые трупоеды, дохлые крысы! Деритесь, и посмотрим, чью кровь сегодня будет пить море!

То был давний обычай — бахвалиться перед боем. Но Олег не хвастал: он был наслышан о подвигах сына Зубастого, он был готов сделать всё, что было обещано.

— Олег, — тронул его за плечо Олаф, — Зубастый, а потом и его сын прославились тем, что их самое любимое развлечение было такого: после взятия деревни или города хватать детей, подбрасывать их и ловить на копья.

Гнев его был велик: ярость подымалась жаркой волной в груди и била в разгорячённое сердце. Привычным усилием, но… лениво сжал свои могучие кулаки, спрятал за спину, даже глаза подобрели, ярость остудил, не должна она туманить взор и разум, убивать надо спокойно, не торопясь, и заорал с псевдобешенством: