Фантастика 2025-168 - Сергей Леонидович Орлов

Последнюю фразу она произнесла несколько загадочно, но уточнять какие именно дела назначены сегодня на вечер у Беловой, я не стал. Не хватало еще, чтобы она решила, что я настойчиво интересуюсь ее личной жизнью. Как знать, как к этому может отнестись мимик, который ходит с ней где-то рядом. Будет лучше, если он решит, что Алиса в моей жизни не самый важный человек.

— Ладно, Павел Филиппович, — понизив голос, быстро произнесла Белова. — Мне нужно бежать. Дракон явился.

Она сбросила вызов, и я убрал телефон в карман. Машина стояла у крыльца, и я покинул авто. Зачем-то обошел дом, отметив, что трава нигде не примята и шиповник был целым. Окна были надежно заперты. Остановился у розового куста и задумчиво погладил цветок пальцем. На лепестках и правда были разводы, словно кто-то размазал по белой поверхности акварельную краску.

— Я собирался в торговые ряды, — подал голос Фома, который наблюдал за мной от порога.

— И зачем?

— Вы ж хотели, вашество, побаловать нашу женщину цветами. И велели купить гвоздики, чтобы посадить их под окном.

— Глупости, — я нахмурился. — Гвоздики подходят для похорон, и Виноградовой они не понравятся. Совершенно точно. Ты все перепутал.

— Так и есть, вашество, — довольно усмехнулся парень и я, наконец, понял, что он меня проверял.

— Молодец, — похвалил его я. — Бдишь.

— А вы меня не проверили, — укоризненно сообщил помощник. — Мне Любовь Федоровна выдала булавку. Я так понял, чтобы колоть палец. И хоть мне это ужас, как не нравится, но раз надо…

— Сейчас я совершенно точно уверен, что это ты самый и есть, — успокоил я парня.

Поднялся по ступенькам и вошел в приемную. Арина Родионовна сидела за столом и что-то отмечала в журнале. Заметив меня, она оторвалась от своего занятия и внимательно взглянула в упор. И как мне показалось, в ее больших глазах на секунду промелькнуло недоверие. Но требовать от меня причинять самому себе боль, она не решилась. Просто молчала, испытующе глядя на меня и пытаясь понять, я ли это или мимик. В приемной повисло неловкое напряжение. И я тяжело вздохнул. Вытащил из подставки нож для бумаг, закатал рукав пиджака, и уколол себе руку.

— Ты, Чехов, никак в мазохисты подался? Мог бы меня попросить подтвердить, что ты есть ты, — послышался сбоку удивленный голос Виноградовой.

И я обернулся к хозяйке дома, размышляя: если мимик украдёт вещь Любови Федоровны, сможет ли он стать призраком? Или он примет только ее физическую форму? И вздохнув, ответил:

— Временно и вынужденно, Любовь Федоровна. Не стоит нервировать сотрудников.

Нечаева удивлённо посмотрела на меня, но я промолчал. Зато пояснила Любовь Федоровна. Лежавшая на столе ручка взлетела, и на одном из чистых листов появилась надпись:

"Павел Филиппович подался в мазохисты. Его надобно отвести к лекарю".

Нечаева улыбнулась и как мне показалось впервые без напряжения в присутствии призрака. Быть может так получиться, что эти дамы смогут даже подружиться. По крайней мере, тот факт, что хозяйка дома уступила гостье свою комнату, уже говорил о многом.

Я прошел в свой кабинет, захлопнул дверь и сел в кресло. Открыл верхний ящик стола, вытащил ежедневник, открыл на чистой странице и принялся записывать все, что знаю про мимика. Вернее, мимиков.

Итак, у одного из мимиков явная тяга к актрисам. Я задумчиво постучал кончиком ручки по столу, а затем включил компьютер. Дождался загрузки, открыл поисковик и вбил фамилию и имя матери Райской. Результат меня удивил.

Дама не была похожа на погибших невест даже отдаленно. Невысокая, худенькая, с острыми чертами лица, тонкими губами, сжатыми с жесткую линию. Волосы у нее были русые, уложенные в пучок на затылке. Обычная девушка, лицо которой не коснулись руки пластического лекаря. Даже в образе в гриме она не походила на Попову. Это было удивительно. Хотя… быть может, поэтому она и осталась жива?

Актрисы… все упиралось в актрис. Может быть, его отец был режиссером? Или меценатом кино или театра? И парень с детства был причастен к магии кинематографа. Итогом этой причастности стала ненависть к актрисам похожим на Катерину Попову. Вернее, мимика тянуло к таким, а потом любовь резко сменялась на ненависть. И вот на вопрос, почему ему нравятся именно девушки типажа Катерины, я ответить не мог. Хотя был уверен, что ответ на этот вопрос будет ключевым. И мозаика сложится. Что ещё? Любит символизм. Явно нездоров, но не состоит на учёте лекарей скудоумия. Болезнь досталась мимику по наследству. Имеет домашнего лекаря, который наблюдает за его состоянием. Скорее всего, тот связан с ним клятвой верности семьи или даже является родственником. Любой другой уже давно бы доложил о чудачествах пациента и не стал бы соучастником преступлений. Ведь если укрывательство вскроется — лекарю очень не поздоровится. Но при этом второй мимик, возможно, не аристократ, раз работает лекарем. Человек высокого ранга вряд ли стал бы покрывать душегуба.

— Дворянин и бастард, — задумчиво пробормотал я, глядя на лист. — Оба светлые. Редкое дело.

Что ещё? Райская скорее всего узнала от матери имя отца, нашла его, а сама бывшая актриса после встречи с дочерью быстро допилась до погоста. Жаль, что с момента смерти прошло так много времени. Если призрака Брумской ещё можно поискать, то тело точно ничего уже не расскажет.

Я отметил Брумскую на странице знаком вопроса. Вряд ли дух женщины остался в этом мире. Но проверить можно. А ещё надо передать Зимину весточку про светлых аристократов, которые не состоят на службе. Причем, лучше всего как из старых семей, так и новых. И сделать это нужно очень осторожно. Мимики и так разбегаются из города как тараканы. Непонятно, почему этот псих остался. Хотя второй тоже должен быть в Петрограде. И наверняка готовится к назначению нового губернатора. Уехала только Райская. Потому что она была слабым звеном. А может быть и не уехала. А уже лежит в каком-нибудь болоте и ее дух бродит рядом, жалея, что не может написать о себе статью.

Ладно, все это прекрасно. Но нужно проверить квартиру этой самой Вольги Брумской. Узнать адрес и осторожно попытаться вытащить призрака, не посещая жилище.

Размышления прервал осторожный стук.

— Войдите, — не отрывая взгляда от рисунка, произнес я.

Дверь приоткрылась и в кабинет заглянула Арина Родионовна:

— Павел Филиппович, к вам гости, — начала она.

Я отвлекся от записей и взглянул на стоявшую на пороге секретаря:

— Кто?

— Художник, — ответила Нечаева. — Тот самый.

— Залежный, — произнес я. — Антон Залежный.

— Да, — девушка подошла ближе и прошептала, — Виноградова обещала