Дважды рожденный - Антон Юрьевич Перунов

— Чего скалишься? — хорошо зная буйный нрав друга, не скрывая беспокойства пробурчал с высоты своих почти двух метров Басаргин.

— Весело мне. Куражисто. Аж прям распирает. Помнишь, вчера тебя про машины спрашивал?

— Было такое. И чего?

— А они взяли и сами приехали…

— Ты это, не дури, братуха. Шибаевы — силища и власть в наших краях. Сам же видишь — колесники даже у младших. Только тронь — свои же и прирежут, а потом твою башку его деду, Парфену Шибаеву, на блюде вышлют с извинениями. Никто их клану в трезвом уме дорожку переходить не станет. Шутка ли, только бойцов в дружине без малого сотня и через одного с пулеметами, несколько броневиков да еще полтораста наймитов из числа изгоев под ружьем. Будет нужда, еще людей найдут, только свистни. Золота хватит.

— Я все это знаю. В мире хватает хитрых задниц. Но на них всегда найдется свой аппарат с винтом…

— Ага, только и на таких умных сыщется афедрон с лабиринтом.

— Ну а мы ответим болтом с путеводителем… Чай не дети, не заплутаем…

— Смотри, ты ведь с ним уже один раз чуть не поцапался… Как бы чего…

— Не накаркай, — перебил друга Март.

У него и правда прошлой зимой случилась стычка с Вороном. Дело чуть не дошло до стрельбы, но ему хватило самообладания не закатать наглецу пулю в лоб, а руки ох, как чесались. Но устоял перед соблазном, сдержался. До сих пор помнил красные, с расширенными зрачками, бездумные глаза стоящего напротив обдолбанно ухмыляющегося Емели. Тот разве что побледнел, уразумев даже сквозь дурман в голове, что оказался на грани, и все же не подал виду, не испугался, по-прежнему пыхая самокруткой. Пришлось в тот раз им обоим отступить. А Шибаев ушел живой, изобразив себя победителем.

Начинать большую межклановую войну, густо замешанную на кровной мести, Марту и тогда, и теперь не было никакого интереса. А вот подловить противника и заставить сыграть по своим правилам, шанс имелся не иллюзорный. Сегодня все сошлось один к одному. Значит, так тому и быть. Кто он, чтобы спорить с судьбой?

[1] дронить — дёргать ручку газа, рычать двигателем особенно на светофорах (из сленга мотоциклистов)

Глава 11

Тянуть дальше не имело смысла, и он со словами: «Это на удачу», решительно притянув к себе, поцеловал Лизавету в губы и, уже не оборачиваясь, пошел вперед, прямо к адскому хороводу из несущихся по кругу мотоциклов. Начинать драку первым в его планы не входило. Да и вообще никакого конкретного плана не было. Сработало простое правило — если уж тебя вызывают, иди навстречу. Действуй на опережение.

Вот он и встал прямо у них на пути, перекрывая банде дорогу. Первые два встречных «гонщика», дав слабину и не выдержав, отвернули, а вот третий оказался не робкого десятка и пошел на принцип. Крутанув до отказа ручку газа, резко разогнался и почти протаранил стоящего, как скала посреди бушующего моря, Марта. А тот до последнего момента так и не знал, что же сделает. Дальнейшее произошло мгновенно, действия опередили мысль.

Со стороны все смотрелось поистине валидольно. Все увидели, как в поднятых до небес дыму и пыли колесо летящего вперед мотоцикла коснулось Вахрамеева, и уже ждали, что сейчас его изломанную фигуру снесет в сторону, но в следующий миг сам Март вдруг оказался в седле.

То, что произошло в эти доли секунды, по большей части ускользнуло от взглядов окружающих. В последний момент, доверившись внутренней чуйке, он, одним коротким шагом уйдя от тарана, левой рукой вцепился в руль, прижимая сцепление. Правой ухватил лихача за ворот куртки из толстой бычьей кожи и, как щенка за шкирку, мощным рывком отбросил на пару метров в сторону, так что незадачливый наездник кубарем покатился под колеса своих же товарищей.

Вахрамееву удалось удержать мотоцикл, хоть тот и проволок его на пару метров вперед, пока он не смог дотянуться до переднего тормоза. Без промедления оказавшись в седле, он развернул байк и рванул наперерез Ворону, подняв машину на заднее колесо.

Что в этот момент испытал Емельян, сложно описать. Шок и мистический ужас. Когда на тебя налетает поднятый на дыбы мотоцикл, никто не станет смеяться. Он попытался увернуться от лобового и очевидно смертельного для себя столкновения, но не дотянул. И когда шипастое колесо уже было готово обрушиться на него сверху, Ворон откачнулся всем телом назад, отдернув руки от руля, так что удар пришелся по бензобаку и опрокинул его роскошный агрегат, вышибив и его самого из седла.

Ему помогли подняться, и сквозь шум в голове он услышал, посреди внезапно воцарившейся тишины, издевательски-спокойный голос:

— Что, Емеля, ударился? Надо же, какая неприятность. А не стоило людям мешать и воздух выхлопом поганить. Поделом тебе.

— С техникой уметь обращаться надо. Мамкиным дитяткам новые цацки купили, а пользоваться с умом не научили. Нехорошо. Вроде ворон, а чижика съел… И на будущее запомни. Наличие двухколесника не делает человека мотоциклистом.

Правила вечерок предполагали, что надо уметь отвечать на вызов, обходясь без драки. А уж в начале Лунной недели… И Ворон не нашел ничего лучшего, чем крикнуть невпопад:

— Уж ты-то ничем сложнее велосипеда никогда не управлял!

— Да уж куда нам до мамкиных гонщиков… Готов прозакладывать сотню золотом, что вот на этом самом моцике сделаю тебя прямо сейчас. Бери свой, он вроде цел. Удар-то пришелся по седлу. Или выбирай любой другой, вон их у вас сколько…

— Много на себя берешь, Вахрамей!

— Я свою меру знаю, а вот ты, Емелька, празднуешь труса. Стыд и позор всему вашему роду, что такого наследника воспитал…

— Заткнись, шалопута!

— Пока единственного пустышку я вижу перед собой. Вызов я тебе бросил. Не примешь — стало быть, испугался. И точка. Какой же ты тогда ворон? Чижик…

Шибаев оглядел свою притихшую компанию и увидел, что все ждут от него действий, разделяя слова Вахрамеева.

— Пусть так. Забьемся, — ему показалось, что он наверняка победит в гонке противника, который в первый раз в жизни сел на двухколесную машину. И сможет отыграть потерянные очки, снова выйдя победителем из их противоборства.

— Тогда так. Если ты выиграешь, я отдам тебе тысячу, а если уж ты проиграешь, то не обессудь, мотоцикл, — он указал на свой байк, — я забираю себе, а вы проваливаете ко всем чертям из нашего города.

— Эй, это мой… — попытался вмешаться в сделку бывший владелец стального коня, но бешеный взгляд черных глаз Ворона заставил