Красный тряпочник - Владислав Афонин

— Вызывайте, и сами в первую очередь поедете в каталажку! — ничуть не струхнул дотошный человек. — За свои действия и бездействия.

Ярослав подошёл к спорящей четвёрке.

— А-а, капитан Коломин! — воскликнул мужчина в визоре при виде Ярослава. — Позвольте поинтересоваться, вы приехали расследовать убийство механика Долгопятова? В целом, следствие имеет хоть какие-то зацепки на Красного тряпочника, маньяка-убийцу, держащего в страхе всю Москву?

— Простите, мы знакомы? — немного опешил Ярослав.

— Отстаньте от милиционера! — прикрикнул старший сержант. Он был наголо обрит, но носил рыжие усы и бородку.

— Позвольте представиться, — не обращая внимания на ВОХРу, мужчина снял шляпу. Сбоку у него висела на ремне портативная кинокамера «Кварц». — Приставалов Валентин Юрьевич, спецкор издания «Совершенно секретно». Расследуем наиболее громкие и резонансные дела, постоянно находимся под прессингом властей за активную гражданскую позицию. Вас знаем по делам вашим.

— Говорящая у вас фамилия. Гоголевская, — утомлённо вздохнул Коломин.

С этими словами Приставалов достал из сумки и разместил перед глазами Ярослава достаточно большой электронный планшет, на котором красовался очередной выпуск газеты «Совершенно секретно». Пол-обложки занимала фотография молодого следователя с надписью: «Капитан Коломин — герой нашего времени. Спаситель советских детей от кровожадных отравителей. Так работать, родная милиция!». Были и более сенсационные:

«Последствия аварии на КАЭС тяжелее, чем мы могли себе представить. Мнения ведущих специалистов».

«Кто травит океан в Норильске?»

«Вор в законе по кличке „Чиж” наконец-то окажется на скамье подсудимых!»

«Хищения с КАМАЗа достигли немыслимых масштабов. Кто виноват и что делать?»

«Сноха члена политбюро летает на собственном Як-42С. Откуда средства?»

«Ю.А. Гагарин: „Меня едва не сбили свои“. Эксклюзивное интервью».

«Из ГУЛАГа обычного в ГУЛАГ цифровой: этих технологий не хватало Сталину!»

«Так ли хороша жизнь на Марсе, как её малюют?»

— Валентин Юрьевич, я, конечно, польщён, но меня ждут дела. — Ярослав почувствовал себя несколько неловко. Он и не знал, что достиг такой популярности на многотысячную аудиторию. — Будьте здоровы.

— Товарищ капитан, обязательно свяжитесь с нашей редакцией и расскажите всё про этого Красного тряпочника. Граждане хотят перестать бояться. Граждане хотят нормально жить. Граждане хотят спокойно выходить на улицы! — увещевал Приставалов, успев пихнуть в руку Ярославу свою визитку.

— Министерство внутренних дел СССР делает всё, что от него зависит и даже больше, — лаконично ответил Коломин и распрощался с активным журналистом.

ВОХРовцы подошли к Ярославу.

— Товарищ капитан, здравию желаю. Я Михаил Шахматов, старший сержант внутренний охраны ЗИЛа, — представился главный. — Насчёт вас звонили с Житной, говорили, что вы приедете, и просили оказать полное содействие. Ваши коллеги уже побывали у нас, но ничего толкового, кажется, не нашли: ход следствия пока никто не раскрывает. Надеюсь, повторно у вас что-нибудь получится. Вот ваш гостевой пропуск.

— Благодарю. — Коломин взял кусок пластика на тесёмочке со своими инициалами и фотографией, повесил его на шею. — Вы сопровождаете?

— Так точно. До места преступления и, при необходимости, по всей территории завода. ЗИЛу скрывать нечего, наше руководство всегда готово сотрудничать с властями, — подтвердил Шахматов. — Да и как служащие ВОХР, и чисто по-человечески мы хотим выяснить, как такое могло случиться и почему.

— Хозяин — барин. Тогда ведите.

После реформ Косыгина и Андропова крупные предприятия Советского Союза получили очень большую долю автономии, если не сказать, самостоятельности. Они обрастали собственными службами, связями, инфраструктурой и ресурсами, материальными и нематериальными. Порой градообразующие заводы могли позаботиться о своих работниках больше, нежели союзные, республиканские, областные или городские власти. Отсюда у людей возникала повышенная латентная лояльность не к стране в целом, а к месту, где они трудились. Социальные объекты, возводимые советскими властями при каждом заводе или фабрике с целью развития человеческого капитала, сыграли с ними дурную шутку. Теперь народ считал себя обязанным не по отношению к Советскому Союзу, а по отношению к конкретной компании, что давала им заработную плату, кров, образование, здравоохранение, охрану, путёвки в санаторий, спортивные секции и прочее социальное обеспечение. Столь обширный перечень подведомственных организаций и учреждений имелся не только у ЗИЛа. Они оказывались в наличии у любого крупного предприятия: АЗЛК, «Серпа и Молота», ГКНПЦ им. М. В. Хруничева, ОКБ Сухого, ВЭФа, РАФа, Балтийского завода, МАЗа, КБ Антонова, Саратовского авиационного завода, Волгоградского тракторного завода, КАМАЗа, «Уралмаша», «Магнитки», Братского алюминиевого завода и многих других. В особом положении оказывались «Аэрофлот», «Совкомфлот» и Министерство путей сообщения как почти абсолютные монополисты.

Предприятия-гиганты плавно проникали во власть, медленно смешивались и растворялись в её ветвях и уровнях, вытесняя всесоюзный государственный элемент. Они претендовали уже не столько на экономическую, сколько на политическую роль. КПСС, ВЛКСМ и прочие коммунистические организации также сходили с главной сцены. Их члены в большинстве своём прекращали следовать всяческой идеологии и грызлись меж собой как лоббисты ключевых хозяйствующих субъектов. Пока сохранялся хрупкий баланс сил, статус-кво, но борьба бульдогов под ковром за лучший кусок пирога шла непрерывно. Государство постепенно размывалось, сохраняя сильный контроль только за внешними функциями: обороной, разведкой, контрразведкой, правоохранительной деятельностью и международными отношениями. Хоть огромный государственный аппарат сохранялся, за остальными министерствами, Госпланом и Госснабом оставлялись, скорее, координирующая и консультативная роли. Теперь вряд ли кто-то из историков, экономистов, социологов, математиков и даже физиков сможет точно сказать, когда прекратил существование тот «старый» СССР и начался совершенно новый. Трудно поставить и определённую грань, где кончился коммунизм и запустился этот странный корпоративный капитализм, если можно было так назвать эту общественную модель.

Ведомственные, они же внутренние, разведслужбы ничуть не уступали Комитету государственной безопасности и порой как тайно, так и открыто конкурировали с ним и друг другом. Развивались новые методы и технологии получения, обработки и хранения данных. За невидимыми кулисами перманентно царил шпионский холодный мир (во внутреннюю холодную войну пока никто не желал вступать). Союзные лидеры и руководство предприятий без конца плели друг против друга всевозможные интриги, часто сливая в прессу скандальные данные. Информация оказывалась самым ценным ресурсом: шла битва компроматов, открывающая дорогу на важные посты. Государству тяжело было налаживать сотрудничество в области разведки и безопасности со ставшими чересчур вольными протеже; порой официальную комиссию или делегацию просто могли не пропустить на территорию завода. Преследования промышленные боссы не опасались, так как всегда могли укрыться за высоким забором в собственном государстве.

ВОХР, она же ВОХРа, она же военизированная охрана, тоже представляла собой совершенно иное качественное явление. То не были, в представлении обывателя, пузатые дядечки в возрасте, разгадывающие кроссворды в уютной комнатушке. ВОХРовцы являлись профессиональными бойцами, постоянно оттачивающими собственные навыки и вооружённые по последнему слову техники. Они имели унифицированные звания