Окаянь - Александр Васильевич Коклюхин

Молодёжь быстро втянулась внутрь здания. «Краеведческий музей города Сенгилея» прочёл Зотагин на фасадной табличке. Всё верно, он не ошибся. А барышни явно студентки педагогического училища, что расположен неподалёку, на соседней улице. У них сегодня, видимо, наглядная экскурсия к истокам родного края.

С ближнего перекрёстка вывернулся и протарахтел мимо Зотагина красный «Запорожец», прозванный «ушастым» из-за выступающих на кузове воздухозаборников двигателя. Это было третье транспортное средство с двигателем внутреннего сгорания, встреченное им за последние десять минут. “С такой интенсивностью движения аварийность здесь наверняка держится на нуле,” — посмеялся про себя Зотагин.

На набережной было свежо. От воды тянуло холодом. Мелкая волна наплёскивалась на покато уложенные вдоль берега бетонные плиты. Зотагин сунул руки в карманы ветровки и прогулочным шагом направился в сторону речного вокзала. Посторонился, пропуская едущих навстречу велосипедистов. Они здесь встречались повсюду. Казалось, велосипед в Сенгилее был основным средством передвижения. Педали крутили все от мала до велика. Надо будет потом и ему о колёсах позаботиться. Не пешком же на работу ходить.

Волга здесь была широкой. Противоположный берег виделся Зотагину тонкой охристой линией с зеленовато-серой напушкой тамошнего леса и крохотными постройками прибрежного села. Вдали по фарватеру Волг буксир тянул гирлянду барж. В залив реки Сенгилейки, обходя предупреждающий о мелководье красный бакен и, оглашая окрестности песней про птичку-малиновку в исполнении «Верасов», поворачивал юркий «Омик» местных линий. Похожая на бурливый ручей в верховьях, Сенгилейка ближе к Волге становилась глубже и степеннее, а потом и вовсе гладью разливалась вширь. В её устье, и располагалась пристань речного вокзала. Глубина залива позволяла принимать даже трёхпалубные теплоходы. Но это летом, когда начнётся туристический сезон. Пока же в Сенгилей заходили только местные «Омики» и «Метеоры». А по утрам и вечерам у похожего на большой понтон причала попеременно швартовались пассажирские двухпалубники «Карелия» и «Киргизия», курсирующие навстречу друг другу между Ульяновском и Куйбышевом.

Вторая городская речка тоже впадала в Волгу. Она непривычно и забавно для постороннего уха называлась Тушёнкой. Откуда взялось это название, никто Зотагину толком объяснить не мог. Да он особо-то и не любопытствовал. Пускай будет Тушёнка. Ему без разницы, а местные привыкли.

Обе реки брали начало где-то в Сенгилеевских горах. Здешние горы, хоть и назывались горами, больше походили на холмы-переростки. Они вплотную подступали к городу с северо-запада. Сейчас их покатые склоны зеленели молодой травой, сквозь которую тут и там просвечивали сероватые залысины известняка. Зотагин после того, как уже совсем здесь обустроится, собирался подняться на их вершину, чтобы посмотреть на Сенгилей с высоты.

Теперь поход в горы придётся отложить. Нашлись дела поважнее. Зотагин похлопал по крылу с сегодняшнего дня своей видавшей виды машины и огляделся, соображая, что делать дальше.

Его «газон» находился в углу обширного заасфальтированного двора автохозяйства возле высокого и глухого дощатого забора вместе с двумя такими же развалюхами. Полста первым «газиком» с выгоревшей на солнце краской кабины, снятым кузовом и пустыми фарами и совсем уж древним уральским «Захаром» – «УралЗиС-355м» без боковин капота, проржавевшими крыльями и торчащим из передка кривым стартером. Забор примыкал к деревянному сараю. На двери сарая висел большой амбарный замок, а стену подпирала серая от времени здоровенная арочная покрышка. Одна. Других не было. Может они лежали в сарае, а этой просто не хватило там места.

Сейчас стоянка пустовала. Утром, когда Зотагин пришёл на работу, машины здесь теснились бок о бок двумя длинными рядами. Теперь остались лишь трёхосный бортовой «ЗиЛ» и павловский автобус из тех, что возят пассажиров по городу и району. Поодаль от них стоял такой, как у Зотагина, «газон», только с высокой будкой для перевозки мебели вместо бортовой платформы. Другие машины давно разъехались согласно разнарядке.

Из широких ворот крытого гаража на противоположной стороне двора вышли трое и, о чём-то разговаривая, пошли к курилке. Те самые автослесари, которыми грозился завгар. Зотагин через весь двор направился к ним. Один он такой ремонт не потянет. Всё равно придётся к ним на поклон идти, так чего ждать.

Место для курения, а по-простому курилку, оборудовали у ворот на въезде в автохозяйство. Здесь были вкопаны стол с лавочками и железная бочка, куда бросали окурки. Рядом стоял окрашенный суриком пожарный щит. На нём одиноко висел багор. Места для топора и ведра пустовали. Зато на щите прикрепили плакат, с которого нарисованный пожарный напоминал, что в случае чего надо срочно звонить по номеру 01. Под щитом был ящик с песком слежавшимся до состояния песчаника. Клумба из покрышки с какими-то ростками и два яблоневых деревца придавали месту видимость уюта. Всё это находилось напротив торцевой части административного здания с высоким крыльцом к окну технического контроля и смотровой ямой перед ним. С другой стороны, за пожарным щитом, располагался сам гараж с мастерскими. Длинное строение из силикатного кирпича с плоской крышей и большими окнами настолько пыльными, что давно потеряли своё назначение.

— …не видать, полный бак залил или нет. Темно ведь! Та ему спичкой, мол, посвети, говорит. Он, балбес, возьми и послушайся! — услышал Зотагин, подходя к расположившимся в курилке слесарям.

Сидя у стола, они неторопливо курили, наслаждаясь солнечным днём и перерывом в работе. На столе лежали начатая пачка сигарет и коробок спичек. Тот, кто рассказывал про балбеса, замолк, выжидающе глядя на подходившего к ним Зотагина. На вид рассказчику было далеко за пятьдесят. Взгляд исподлобья казался хмурым. Из-под засаленной кепки выбивались редкие с рыжинкой волосы. Сигарета в его потемневших пальцах казалась неестественно белой.

Остальные двое, хоть и были моложе, чем-то походили на своего товарища. Может потому, что все трое были одеты в замызганные технической грязью полукомбинезоны на широких лямках и клетчатые рубашки. Рубашки, правда, различались по цвету.

Все смотрели на Зотагина.

— Здравствуйте! — поздоровался он.

— Ну, здравствуй, — отозвался рассказчик. Остальные просто кивнули. — Говори, чего хотел?

— Так это наш новенький! — радостно сообщил его сосед в красной рубашке с закатанными по локоть рукавами. — Мне Тонька из отдела кадров про него утром сказала. Ты ведь с северов к нам приехал, правильно? — спросил он у Зотагина.

— С Дальнего Востока, — поправил тот.

— А я что говорю! — охотно согласился слесарь. — С завгаром уже успел пообщаться? Что там Афанасьич тебе сосватал?

— Да погоди ты, Николай! Дай дослушать, что потом было-то!