Первенцы - Дарья Чернышова

Гашек предложил Итке подумать об этом утром, на свежую голову, и Матей его поддержал. На том и порешили: господа уехали к кому-то на памятную, а управляющий против присутствия гостей возражать не стал. Их положили спать в той же пристройке, и в долгожданном тепле и уюте Гашеку приснилась Лета: она бережно расчесывала и заплетала в косу длинные черные волосы.

К утру ни у него, ни у Итки не созрела мысль получше, чем просто последовать совету Матея. Однако они оба никогда не бывали в Столице, и старик велел Алешу объяснить им дорогу. Красноносый поманил их за собой.

– Идем. Покажу с башни Восточный тракт.

Они целую вечность поднимались по винтовой лестнице. Итка время от времени спотыкалась, а Гашек останавливался, чтобы перевести дух: в боку неприятно покалывало. Алеш будто вовсе не замечал ступеней и разве что не присвистывал, наблюдая за их мучениями.

– Спускаться будет полегче, – с серьезным видом обнадеживал он.

Когда они наконец вышли на смотровую площадку, Итка шумно выдохнула и села, прислонившись к стене. Дав ей немного прийти в себя, Гашек протянул руку. Итка с трудом поднялась на ноги, и они наконец осмотрелись. С тардовской башни открывался неповторимый вид.

Невысокие замковые стены будто совсем сравнялись с землей и превратились в тонкие светлые росчерки. Батрацкая деревня сжалась до смешных размеров. Гашеку показалось, что там снова появилось движение, он надеялся, хозяин вскрытого амбара будет не слишком раздосадован небольшим убытком. На северо-восток уходил широкий торговый тракт.

– Напротив башни вторые ворота. – Алеш указал на них пальцем. – Вам откроют, поедете на восток и меньше чем через полдня окажетесь на тракте.

– Спасибо, – ответила Итка. – А теперь… вниз?..

– Да, – сочувственно вздохнул Алеш. – Теперь вниз.

У Гашека при одном только взгляде на эти проклятые ступеньки закололо под ребрами. Вдруг строгое лицо молодого лекаря разгладилось, и он от души расхохотался.

– Вы бы себя видели! – наслаждался он, утирая слезы, и вдруг обратился к безликим стенам: – Покажите-ка им, ребята, что такое подъемник.

Когда они молча – правда, в сопровождении задорного гогота башенных стражников – спустились в подъемнике на нижний уровень, их встретил тот самый лучник, который в день приезда напугал Красавицу пущенной в землю стрелой.

– Ну вы темные, – удивлялся он, провожая их в конюшни. – Откуда хоть такие взялись?

Итка прорычала что-то невнятное, Гашек решил промолчать. Когда они подошли к деннику, оказалось, что помимо Красавицы и Вечерницы тардовский конюх оседлал еще одного коня.

– Это для меня, – ответил на немой вопрос возникший из ниоткуда Матей. – Потрясу немного старыми костями.

Втроем они выехали через малые ворота замка. Гашек ждал, что Итка заговорит первой, но вместо нее высказался лекарь:

– Ты так и не спросишь, от чего она умерла?

Гашека передернуло. Это случилось слишком давно. Он сомневался, что действительно хочет знать.

– А я тебе скажу, – продолжил старик. – Скорее всего, твою матушку отравили. Как профессионал я обязан сообщать о подобных подозрениях. Гельмуту я сообщил, а он велел мне взять, что хочу, и убраться прочь. Вот тебе, юноша, пища для размышлений. А теперь придержи-ка лошадь.

Гашек бессознательно подчинился. Матей на удивление прытко спешился, ловко перехватил поводья Красавицы и велел ему слезть на землю. Опять выполнив команду, будто дрессированный пес, Гашек заметил, как Итка потянулась за ножом.

– Оставь, девочка, – улыбнулся лекарь. – Я-то вам зла не желаю. А вот она…

Он положил большую ладонь на морду Красавицы. Кобыла забила копытом и коротко заржала. Гашек безучастно наблюдал, как что-то неведомое совершалось на его глазах: он смотрел на лошадь, которую вырастил с жеребенка, и совершенно ее не узнавал. Наконец Матей отпустил Красавицу и обратился к Итке:

– Берегись шпионов Нишки Тильбе. С одним из них вы ехали от самого Бронта.

Старый лекарь ласково погладил кобылу по гриве, сел на своего жеребца и, коротко попрощавшись, взял галоп в направлении замка. Гашек опомнился, только когда Итка позвала по имени, а Красавица ткнула головой в плечо.

– Едем, – согласился Гашек. – Как можно дальше отсюда.

Глава 6. Паж жезлов

Судя по жестоким осенним заморозкам, зима в этом году собиралась прийти пораньше. Итка с нежностью вспомнила хуторянку Гислу: благодаря доброй женщине, которая поделилась чистой рубахой из плотного льна и приделала к жилетке шерстяную подкладку, холод не так больно кусал по вечерам.

В пути они столовались и ночевали в придорожных корчмах: денег на все это вполне хватало. Изредка перебрасывались парой фраз, погруженные в размышления. Гашек, наверное, думал о матери, а Итка пыталась понять, с чего бы Нишке Тильбе желать ей зла, если, конечно, она истолковала верно слова старого колдуна.

Снова вспомнился прыщавый подросток Отто. Не случись нападения на Кирту, Итка сейчас, наверное, шила бы свадебный наряд.

Восточный тракт уходил к горизонту, туда, где белела вершина царственной Гарнаталзбеты. Они приближались к Столице. На дороге бурной рекой шумело движение пеших и верховых людей, груженых и пустых телег, дорогих повозок и деревянных клеток с домашним скотом. Итке приходилось прилагать усилия, чтобы не цепляться за взывающие к ней голоса. Она с трудом засыпала даже на чистых кроватях без клопов, зато ей, к счастью, больше не снились мертвецы.

Солнце клонилось к закату – пришло время выбирать место для ночлега. Гашек погладил по рыжей гриве расшумевшуюся Красавицу.

– Я голодный, как пес. Кажется, она тоже.

Итке захотелось пошутить.

– Ага. Она говорит, что моя нога выглядит вкусной.

Гашек вместо улыбки сделал большие глаза и зашелся вымученным кашлем. Ну и ладно, решила Итка, ну и пожалуйста.

По левую сторону от дороги показалась небольшая корчма – туда-то они и направились. Для грамотных посетителей над входом висела резная вывеска «У Эноли» и приводились расценки за пищу и кров по количеству страждущих путников.

Оставив лошадей у коновязи, они зашли в корчму. В нос ударил запах говяжьего бульона, у Итки заурчало в животе. Хозяйку корчмы узнать оказалось нетрудно: грузная женщина средних лет, правой рукой отвесившая затрещину мальчишке со шваброй, а левой принявшая плату от посетителя, могла быть только той самой Энолей с вывески.

– Супчику? – спросила она, завидев новых гостей. Оглядев их с головы до пят, сама ответила на свой вопрос: – Супчику.

– Вот это я понимаю, гостеприимство! – усмехнулся только что рассчитавшийся посетитель. – До скорого, Эноля. Смотри, чтоб эти двое прям тут не лопнули.

– Да уж не впервой немочей