Мастер путей 6 - Александр Чёрный

Хор был разделён на два клироса: правый и левый. Эдакое первое в мире «стерео», что тянулось ещё со времён, пожалуй, Византии. Были в составе хора и мужчины с грубым, низким басом, и молодые девушки с уже сформировавшимся, твёрдым женским голосом, и совсем маленькие девочки лет по семь или десять, чьи тоненькие, высокие голоски ещё даже не думали становиться. Но чего не отнять — так это умения регента хора, достаточно взрослой женщины с длинной, до колен, плотно стянутой косой, умело дирижирующей обоим крыльям хора.

— Ты бо еси заступление, и победа, и спасение уповающим на Тя, Твое бо есть, еже миловати и спасати нас, и Тебе славу возсылаем, со Безначальным Твоим Отцем и со Пресвятым и Благим и Животворящим Твоим Духом, ныне и присно и во веки веков!

— … аминь…!

Как и положено августейшей особе, на правах Великого Императора Всероссийского молодой монарх стоял в первых рядах, сразу после Патриарха, и подле него, аки подле названого крёстного отца, небольшой и не очень пёстрой кучкой стояли дети местных работяг и служащих. Да и пестреть особо было нечему. Первоуральск — передовой форпост, развивающийся город. Тут не до текстильных изысков. Простая, тёмно-серая, местами не очень чистая тёплая одежда ребят и девчат сильно контрастировала с императорским облачением государя. Да только тот никого от себя прочь не гнал, и никаких телохранителей подле не держал. Он — такой же прихожанин, как и остальные на службе.

Рядом с монархом стояли и князья. Семьи Бериславских с Морозовыми, Чердынцев, который великий князь Великопермский. Иже с ним отстоял даже Берислав, не взирая на более чем почтенный возраст в без пяти минут тысячу лет.

Службу уже отстояли, причастили всех причастников, исповедовали всех исповедников, отслужили молебен во здравие убывающих, путешествующих, страждущих и прочих блаженных. Уже минуло и миропомазание, и окропление святой водой.

Стойко, если не сказать «образцово-показательно», вели себя девчонки из моего отряда. Все, от и до, стояли прямо в рейдовом обмундировании, держа оружие на ремнях на левом плече и левой же рукой его придерживая. Таким образом правая оставалась свободной для осенения себя крестным знамением.

Признать, готовя рейд, я и думать не подумал, что местные захотят перед убытием отслужить литургию по нашу честь. Потому даже не помышлял добыть для девушек платки: с непокрытыми головами им в храмах находиться нежелательно. Из положения вышли с помощью местных: с охами и ахами, поняв, что едва повзрослевшие отроковицы отбывают на ратный подвиг, необходимое число платков нашлось сию же минуту в закромах храма.

Завершая молебен, Святейший Патриарх, не утруждая себя путешествием до амвона, возвышающегося над основным уровнем пола храма, обернулся к прихожанам и степенно изрёк:

— Братья и сестры во Христе… Ныне призываю вас, аки пастырь словом, к сплочению духом. Тяжкое бремя нынче выпало на долю Отечества! Есть те, кому отводить угрозы супостата с пламенным мечом в деснице. И есть те, кому за тех ратников предстоять в коленопреклонённом молении. В сей час нужды в заступничестве божьем единили мы души свои в искренней молитве во здравие всех предстоящих прихожан во граде сем. Ибо равны мы все перед Господом Богом и Спасом нашим, и не поделимы мы на мытарей да фарисеев. Равно инок перед Богом предстоящий, аще бо Государь да Самодержец наш, все под Господом Богом ходим. А потому глаголю вам: мужайтесь. Крепитесь. Держитесь друг за друга и словом, и делом, ибо нет большей любви к ближнему своему, разве кто жизнь свою положит за други своя. Настоящим благословляю вас всех на благое и богоугодное, да от всей души желаю всем и каждому долгое лето…

Патриарх осенил прихожан перстным сложением, люди же осенили крестным знамением себя.

— Так повелось исстари, — продолжил Кирилл. — Что на ратные дела уходили все крещёные, да к Богу обращённые, и молились за тех все сродники, все соратники, да все служители. Потому ныне чин крещения проведём, да тех, кто в лоно Церкви до сих пор не принят, в благодать Божью облечём…

Только я с облегчением посчитал, что основная часть позади и можно идти готовиться к рейду, как говоривший обратил свой взор на Лану, стоящую рядом со мной.

— Святыми не рождаются, — постулировал он, отчего девушка вздрогнула. — Все люди чего-то стоят, и добиваются всего своими силами. Ибо никому они не даны от рождения, и всякий волен ими распоряжаться сам. И не происхождением мы горды. А единым символом веры. Кто из работящих, кто из служивых, кто из пахарей, а кто из послушников. Все мы рождены от разных людей, но к Богу обращены тождественно. И ты, юная дева, не исключение. Также, как взял тебя под крыло твой военачальник, так и возьмёт тебя под своё крыло Отец наш Небесный…

— Что за вздор, честныя отче⁈ — кто-то грубо и очень резко перебил Патриарха.

На крикуна машинально обернулись все, включая Императора.

— Дак разве ж так можно, звериную натуру в божье обличать⁈ — возмутился он.

Крикуном оказался довольно молодой человек в рабочей одежде, что выдавало в нём мастерового. Явно не из конторских, и уж точно не из церковных.

— Богу божье, а Цезарю цезарево! Негоже божьего человека в один ряд со зверьём ставить! Господь Бог по образу и подобию Своему нас создавал!

Я подобрался, предчувствуя заварушку. Только что некто прилюдно катнул бочку на моего бойца и сравнял его с животным. Само по себе явление не смертельное, и парой смачных тумаков могло бы разрешиться. Глядишь — и поумнел бы этот говорун. Но сейчас этот крендель вещает посреди без пяти минут толпы. Если хотя бы десять человек его сторону примут — может начаться линчевание. Тогда и Лане хвост оборвут, и до кровопролития может дойти. С огнестрелом отобьёмся. Но доводить до этого не хотелось бы.

— Так что тебя не устраивает, мил человек? — ненавязчиво осведомился Саныч, удостоив крикуна своим императорским вниманием. — Все мы по образу и подобию Божьему созданы. Две руки, десять пальцев, на лице два глаза… чем ты недоволен?

— Тем, что членов иных нам не дадено, государе! — пуще прежнего взвинтился мастеровой. — Ни хвостатых, ни ушастых, ни прочих шерсть носящих среди божьего человека не найдено! Мы же — образ и подобие Божьи, но никак не звери, от зверей зачатые! Это же проказа во плоти! Её искоренять