Хозяин антимагии 2 - Миф Базаров

И я просто забыл, как дышать.

Она начала играть.

С первых же нот я погрузился в музыку так глубоко, что всё вокруг исчезло. Это была не просто мелодия, это была история.

Закрыл глаза и передо мной развернулся океан.

Парусник, маленький и хрупкий на фоне чёрных волн, вздымался на гребнях, чтобы в следующую секунду рухнуть вниз. Моряк-исследователь стоял у штурвала, его пальцы впились в дерево, а глаза искали в темноте хоть какой-то намёк на спасение.

Он думал о доме.

О жене, которая ждёт у окна, о детях, которые ещё не знают, что отец, возможно, не вернётся.

Музыка звучала тоской, отчаянием, но…

Потом что-то изменилось.

Ветер стих.

Ноты стали чище, выше. Будто сквозь тучи пробился первый луч солнца.

Моряк теперь понимал, что он выживет.

Он должен выжить.

И тогда мелодия зазвучала не с тоской, а с надеждой, такой яростной и непоколебимой.

Я открыл глаза.

В комнате стояла гробовая тишина.

Заметил, что у многих на глазах блестели слёзы. Даже у Ильича, который явно не раз смотрел смерти в лицо.

Потом раздался скрежет стульев.

Небольшое молчание.

И комната взорвалась овациями.

Аплодисменты гремели больше минуты.

Мама встала, слегка поклонилась, но глаза искали меня.

Подошёл и обнял её.

— Спасибо, — прошептал я.

Она лишь улыбнулась, но было понятно, что на сердце тяжело.

— Эта мелодия звучала у меня в душе весь вчерашний день, — мама тяжело вздохнула, отводя взгляд к окну, где уже сгущались вечерние тени. — Песня о надежде. Я так беспокоилась о тебе.

— Понимаю, мама, — тихо ответил я, сжимая тонкие пальцы женщины.

В голове всплывали образы: отец, собирающийся в ту последнюю экспедицию, его твёрдое рукопожатие, обещание вернуться и спасти меня и пустые месяцы ожидания после.

— Когда слушал музыку, думал об отце, — вырвалось у меня неожиданно для самого себя.

Мама резко всхлипнула, и я почувствовал, как её плечи задрожали. Не раздумывая, обнял женщину крепче, прижимая к себе, словно мог защитить от всех воспоминаний.

— Всё хорошо, мама, всё хорошо.

Когда гости разошлись, ко мне подкралась Тася.

— Ты дурак, — прошептала она, бросая сердитый взгляд. — Надо было бежать в Балтийск, а не строить из себя героя.

Я усмехнулся, глядя на её надутые щёки.

— А вот скажи, — начал я, присаживаясь на край дивана, — когда будешь выбирать себе мужа, каким он должен быть?

Тася задумалась, её пальцы начали теребить край платья.

— Сильным, — начала девушка нерешительно. — Чтобы мог защитить. И смелым, чтобы не боялся ничего. Умным, конечно. И чтобы добрым был, — добавила она уже шёпотом, покраснев.

— Вот видишь, — потянулся и потрепал сестру по беспорядочным кудрям. — А если бы я убежал, то не был бы смелым. Если бы не сражался — не был бы сильным.

— Но ты мог погибнуть! — выпалила Тася, и в голосе вдруг прозвучала детская обида.

— А ты мне будешь жену искать? — поспешил перевести тему в шутку. — Ведь девушкам как раз и нужны такие героические женихи, да?

Тася фыркнула, но уголки губ дрогнули.

— Дурак, — повторила сестра, но уже без злости.

Глава 10

Теперь по воскресеньям, в наш единственный выходной, ребята всё чаще находились у меня дома.

Их присутствие не мешало ни мне, ни маме с сестрой. Домашние, напротив, были только рады. Я же успевал и дела решать на производстве, и время с друзьями проводить.

У каждого из них были свои обстоятельства, из-за которых приходилось в выходные сидеть в академии. Но объединяло одно — отсутствие рядом семьи.

Лиза изредка получала письма от родни, живущей где-то под Псковом.

Сергей как-то обмолвился, что у него есть земли в соседней колонии, но туда он не собирался, пока не добьётся успехов на службе.

Митя, как всегда, оставался загадкой. Если верить редким оброненным фразам, его семья была откуда-то с «большой земли», но кроме этого он ничего не рассказывал.

А вот у Амата родные были ближе. Его мать и сёстры жили в центральной колонии «Точка», братья поступили в военно-морское училище в Петербурге, а отец командовал разведывательной флотилией где-то на фронтире водного сектора и примерно раз в год на месяц или два появлялся в Балтийске.

Так что для всех троих мой дом стал местом, где можно было хотя бы на день забыть об учёбе и почувствовать себя в семье. А мне это было только в радость.

Если бы не одна проблема.

Моя сестра Тася терпеть не могла Амата.

И он платил ей той же монетой.

Амату было восемнадцать, хотя если учесть его прошлую жизнь, так вообще за триста, ей — пятнадцать, и они вели себя как два раздражённых кота, которых посадили в одну корзину.

— Эй, малявка, — подкалывал парень, проходя мимо. — Опять куклу свою наряжаешь?

Тася в ответ злилась, а когда он поворачивался спиной, показывала язык.

В прошлое воскресенье Тася едва не перешла черту, по крайне мере, я бы за такое на неё точно наорал.

Амат был сладкоежкой, особенно ему нравились эклеры нашего повара с хрустящей глазурью и нежным заварным кремом. И вот, едва свежая партия очутилась на столе, парень уже схватил два.

Но первый же укус заставил его скривиться.

— Что за дрянь⁈ — выплюнул он липкую массу, швырнув эклер обратно на блюдо.

Тася, сидевшая напротив, фыркнула и тут же прикрыла рот ладонью, но было поздно.

— Ты… это ты… — Амат медленно встал со стола.

— Я? — Тася округлила глаза, подражая невинной овечке, но в её взгляде прыгали чёртики.

Потом я узнал, что сестра подмешала в сахар какой-то реагент из лаборатории Гурьевых.

— Это ты… — Амат побагровел.

— Я что? — Тася склонила голову, играя в недоумение, но уголки её губ предательски дрожали.

Тишина.

Потом Амат неожиданно фыркнул, рассмеялся и плюхнулся на стул.

— Ладно, малявка, беру на заметку.

Эти самые «беру на заметку» я слышал от него чуть ли не каждые выходные. Иногда разок, иногда — три за день, а однажды и все пять.

Как он терпел?

Хотя, что он мог поделать? Я бы и сам не дал сестру в обиду, даже зная, что она тот ещё бесёнок в юбке, способный устроить ад из рая.

Я лишь качал головой, наблюдая за их вечной войной. То Тася подменит любимый