Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин

провоевал, а не просто прослужил — вернулся он оттуда мало того что капитаном, так ещё и с Золотым оружием, четвёртыми степенями орденов Святого Георгия и Михаила Архангела с мечами, оставив о себе добрую память в наших войсках и крайне недобрую среди горцев. Сам дядя с князем Бельским на Кавказе не встречался, но рассказал, что, по достоверным сведениям, воином Бельский был умелым, до отчаяния храбрым, при этом расчётливым и крайне безжалостным к врагам.

— Горцы нам тогда сильно досаждали засадами, на которые они были мастера, — рассказывал дядя, — так поручик Бельский набрал себе команду из самых отчаянных и буйных солдат, даже из-под ареста вытаскивал под обязательство перехода к нему в подчинение, одного, говорили, от расстрела спас, уж не знаю, правда или нет... И начали они те засады выискивать и снимать. Действовали почти исключительно кинжалами, стреляли если, то только в спины убегающим. Очень действенная мера оказалась, должен сказать. Бельский даже Золотое оружие получил не саблю, а кинжал. Скольких врагов он собственноручно зарезал, в точности сказать сложно, но поговаривают о полутора сотнях.

Ого! Вот уж не ожидал... Револьвер, что ли, с собою прихватить, когда к князю отправлюсь? Так, чисто для душевного спокойствия... Однако же, интересно, что побудило князя Бельского отправиться на войну?

— Капитану Бельскому предлагали остаться в армии, — продолжал дядя, — но он, выслужив свои обязательные три года, отказался, вернулся в Москву и занялся делами земельными. Земли ему, конечно, достались в наследство, но князь Дмитрий Сергеевич то наследство увеличил на половину.

Что ж, умеет, значит, дела вести князь, умеет... И говорить с ним будет нелегко. Хотя... А если вести разговор с князем именно как обсуждение делового вопроса? Хм, надо подумать...

— С кавказскими своими сослуживцами Бельский связей никогда не поддерживал, — дядя продолжал открывать мне князя с неизвестной раньше стороны, — и в последней войне в ополчение не вступил, имея на то полное право по годам своим. Однако же перевёл Военной Палате пятьсот тысяч рублей и передал на двести тысяч съестных припасов, сверх того принял на свой счёт кормление раненых в московских госпиталях.

Однако... Серьёзные деньги даже для столь богатого человека. Что ж, это, конечно, говорит о князе более чем благоприятно. Заодно я, как мне кажется, понял, почему князь Бельский променял блеск стремянного офицера на пыльный плащ кавказского вояки. Если я не ошибся, князю хотелось испытать себя, и испытание то он прошёл. А дальше решил, что хватит и того, да и вернулся к мирной жизни и семейному делу. Вот только... Как-то очень уж складно сочетались полтораста зарезанных князем Бельским горцев с умелостью и жестокостью убийцы Бабурова. И что теперь с этим делать?..

Что делать, что делать... То же, что и всегда — думать. Я подумал, и получилось у меня, что сочетаться оно, конечно, сочетается, но вот дальше пошли сплошные вопросы. Как вообще князь Бельский нашёл Бабурова? Почему, расправившись с Бабуровым, князь оставил в покое Лизунова? И, кстати, Ломскую тоже? Если князь зарезал Бабурова, почему не забрал бумаги об Александре? Ни на один из этих вопросов я и близко не видел сколько-нибудь правдоподобного ответа, так что в совокупности своей они версию о причастности князя Бельского к смерти непутёвого мужа Лиды убивали начисто. Ну что ж, значит, рассматривать ту версию я и не стану.

...Князь Дмитрий Сергеевич Бельский принял меня у себя в кабинете и после обязательных приветствий с проявлением самой учтивой вежливости с обеих сторон предложил красного вина.

— С вашего позволения, Дмитрий Сергеевич, я бы с этим повременил, — я почтительно наклонил голову. — Не исключаю, что после нашего разговора вы не сочтёте возможным предлагать мне угощение.

— Вот даже как? — удивился князь. — Объяснитесь, Алексей Филиппович.

— Видите ли, — мысленно перекрестившись, начал я, — испытывая самые добрые чувства к княжне Александре, я вижу брак с ней крайне нежелательным как для неё, так и для себя. Более того, так же считает и сама княжна Александра. Почтительнейше прошу вас, Дмитрий Сергеевич, пойти навстречу дочери.

Я специально не стал с самого начала вываливать на князя всё, что знал. Пусть задаёт наводящие вопросы — это позволит ему считать, будто именно он ведёт в нашем разговоре, мне же будет легче отслеживать реакцию князя на мои высказывания и соответствующим образом вести свою линию дальше.

— И какие вы имеете основания для столь странной просьбы? — недоумение князь изобразил очень даже натурально, кто другой бы и поверил.

— Видите ли, Дмитрий Сергеевич, я знаю, что брак этот нужен вам для получения родства с товарищем старосты, теперь уже старостой Боярской Думы, что в свою очередь потребно вам для облегчения сокрытия обстоятельств появления Александры на свет и её состояния в положении вашей законной дочери, — зашёл я с козырей.

— Потрудитесь объяснить ваши намёки! — князь всё ещё удерживал позиции.

— Это не намёки, Дмитрий Сергеевич, — со всей мягкостью в голосе ответил я. — Мы с вами оба знаем, что Александра — ваша дочь, но не дочь княгини Елены Фёдоровны. Прошу избавить меня от необходимости называть имя матери княжны Александры, но оно мне тоже известно. Я предполагаю, что Александру вы взяли в семью после того, как Евдокия Ломская уверила вас, будто княгиня Елена Фёдоровна не может понести. И я бы очень хотел ошибиться в своих предположениях, но мне представляется, что княгиня до сих пор считает, будто Александру взяли со стороны, и не имеет представления о её действительном происхождении, — нанёс я решающий, как мне представлялось, удар.

Да, именно о том, кто отец её дочери, и рассказала Луговая матушке, и именно это матушка не стала говорить Шаболдину. По здравом размышлении я пришёл к выводу, что княгиня Бельская и правда не знает, что отец Александры именно князь. Вряд ли она бы с такой любовью приняла девочку, зная, что это побочная дочь её супруга. Хотя, кто её разберёт... Но не так оно и важно.

— А вы и правда много знаете, Алексей Филиппович, — задумчиво произнёс князь. — Не изволите рассказать, откуда?

— Просто я умею делать выводы из того, что мне становится известным, — скромничать я не стал. — В данном случае это были слова супруга Евдокии Ломской о некоей дворянке Поляновой, что продала незаконную дочь чужим людям. Простите, Дмитрий Сергеевич, — упредил я вспышку гнева князя,