Любимая землянка адмирала - Юлия Стрельцова

Знаю ли я, что ответить? Нет. И честно говоря, даже прячусь в этом порочном слиянии наших губ.

— Тебя устраивает такой статус? — хрипотца в его голосе отвлекает от важности этой темы.

— Мы… — я опускаю голову и покусываю припухшие от нескончаемых поцелуев губы. — Мы друг друга почти не знаем, — пожимаю плечами. — Ты не знаешь меня.

Тут мое сердце ухает в пятки, потому что вопрос с моим здоровьем стоит остро.

Но я не могу найти в себе сил признаться ему в этом.

Смотрю в его великолепное мужественное лицо и умираю внутри.

У меня стойкое ощущение, что как только я расскажу ему правду, образовавшаяся, между нами, магия испарится.

Короче.

Я просто втрескалась в этого виллара по уши, и боюсь того, что с собой может эта любовь принести.

— Как это не знаю? — он гладит мою скулу больши́м пальцем. — Я знаю тебя, милая. Более того, я тебя вижу, — выделяет последнее слово он.

— Видишь? — хмурюсь не понимая.

— Да, землянка.

Ерзаю у него на коленках, потому что не могу найти себе места от неловкости этого разговора.

— Тебя что-то гложет, милая, — теперь голос Кассиуса звучит серьезнее, словно с темы отношений мы перескочили на другую. — В чем дело? Тебе не понравилось прошлой ночью?

И нет, он не спрашивает это как спрашивают о таком неуверенные в себе мужчины. Он звучит благородно и задает этот вопрос, потому что ему действительно важны мои чувства.

— Нет, что ты… — я сразу же заливаюсь краской. — Мне очень, — подчеркиваю это слово и тихо договариваю: — понравилось быть с тобой прошлой ночью.

Вилла улыбается, его глаза выдают некую гордость за то, что я так говорю о нашей первой ночи.

— Хорошо, — он дарит мне горячий, многообещающий взгляд. — Тогда пусть Тарвин тебя обследует.

— Что? То есть, зачем? Мне уже намного лучше.

Кас смотрит на меня качая головой, словно поймал меня на лжи. Но делает это не зло, а скорее из желания позаботиться.

— А говоришь, что я тебя не знаю.

— Кас, я…

— Ты допускаешь то, что твой синдром мог проснуться после годовой ремиссии?

Я едва не проглатываю язык от неожиданного вопроса. Что ответить? Что ж, сама дура виновата, что влюбилась в интеллектуала. Виллар не тот кого можно обмануть, да я бы и не хотела. Тем более, тема с моей болезнью всплывала не так давно, когда мы плавали в море.

Не в моей природе лгать. Но как же трудно думать рационально, когда сердце боится быть отвернутым, особенно после прошлой ночи.

Я уверена, что Кас не тот, кто узнав правду сразу бы решил от меня избавиться. Он не подлец.

И все же. Я физически не могу вытолкнуть из себя нужных слов.

— Нет, — уверенно мотаю головой, но встретившись с его требовательным взглядом, добавляю: — Не знаю…

— Не знаешь? То есть, такая вероятность существует?

— Возможно, — я опускаю взгляд, чувствуя себя разбитой и виноватой.

Виллар привлекает меня на свою крепкую грудь. Его губы то и дело касаются моего виска, пока он заботливо гладит мои плечи.

— Думаю, самое время вернуться на Блэк Абисс.

* * *

Никакие уловки и уговоры не действовали на Кассиуса. Он ни минутой больше не хотел оставаться в палатах радости и настаивал, чтобы доктор провел все возможные тесты, чтобы узнать показатели моего здоровья.

Оказывается, он очень упрям.

Единственное, в чем мне удалось победить, так это в споре о том, как мы будем добираться до его корабля. Я правда хотела пройтись пешком, и Кас согласился.

Чем ближе был Блэк Абисс, тем холоднее становились мои конечности, даже несмотря на жару.

— Астра? — виллар, облаченный, как и я в комбинезон, кажется, обзавелся привычкой не сводить с меня взгляда.

— М?

— Ты очень упрямая, — подмечает он с непонятным мне выражением на лице.

— Смешно слышать этот упрек от тебя, виллар.

— Я не закончил, — он берет меня за руку и переплетает наши пальцы. — Мне нравится, когда ты упрямишься, — украдкой он целует меня в губы.

— Нравится? — хмурюсь.

— Да.

— Что ж, — прячу улыбку. — Я пока не знаю, как отношусь к твоему гипертрофированному упрямству. Но думаю, со временем, я могла бы смириться.

Когда мы возвращаемся на корабль, лаборатория Тарвина, кстати та самая, в которой я пришла в себя после аварии, полностью готова.

Доктор предлагает мне сесть на кушетку биокапсулы, а сам объясняет виллару, какие именно тесты собирается проводить.

Слушая его, Кас не сводит с меня глаз, и что-то в его взгляде изменилось со вчерашнего дня.

Я подумаю о том, что это может быть позже, когда Тарвин вынесет свой вердикт.

— Астра, — Кас зовет меня, прежде чем покинуть лабораторию. — После того как все закончится, я буду ждать тебя в своей каюте.

Глава 31

Я сижу в медицинском отсеке корабля, разглядывая приборы, которые выглядят как результат бурной фантазии безумного инженера. Они блестят и шипят, словно живые.

Врач заносит данные в планшет, не говоря ни слова. И меня это нервирует.

— Что именно тебя беспокоит? — не отрывая взгляда от сенсорной панели, спрашивает он.

— Меня? — я вся напрягаюсь. — Ничего вроде бы.

— Что насчет обморока, про который мне рассказал адмирал? Он связан с синдромом фрагментированного ДНК? Ты могла бы коротко пересказать мне историю болезни?

Я делаю, как просит Тарвин, в конце концов, даже несмотря на страх, проблему с моим здоровьем надо решать.

Коротко пересказываю ему то, что уже рассказала когда-то Кассиусу.

Тарвин кивает, но брови на переносице сводит все равно. Это первый раз, когда я вижу хоть и скудные, но эмоции поглощённого своей профессией пожилого доктора инопланетного корабля.

— Не пугайся, — располагающе произносит доктор и через планшет посылает команду биокапсуле.

Та начинает плавно трансформироваться, пока я сижу прямо в ней. Секунда, и вместо горизонтальной капсулы она становится креслом, в котором сижу я.

На запястья и лодыжки ложатся прозрачные ленты датчиков, которые сразу же принимаются считывать показатели.

Ладно, Астра, держись. Это просто тесты. Просто… странные инопланетные тесты.

Ленты ощущаются невесомо. Это ведь не какие-то там наручники, правда?

Прикрываю веки, потому что с больницами и тестами здоровья у меня неприятные воспоминания. Если бы не тотальная защита моего отца и его заслуги перед лицом науки, меня как бы как лабораторного кролика закрыли в палате и не выпускали.

Я до сих пор помню нездоровый интерес некоторых генетиков к своей персоне, словно я