С запахом лаванды и пепла - Светлана Панина

– Есть дурацкая традиция с именами. Каждое новое поколение Хранителей называют на следующую букву алфавита. Папу звали Виктор, мы на Г, наши дети будут на Д… Если они будут… – Гера хмыкает и бросает на меня мрачный взгляд. – Считается, когда круг обновляется, новое поколение, весь новый родовой виток, становится сильнее. Магия букв.

Кажется, слышу в его голосе сарказм. Вспоминаю своих родных: я – Яна, мама – Юля, дедуля – Эдуард, прадедушка – Сергей, зато прабабушка – Шарлотта! Теперь понятно, откуда в нашей простой семье возникло такое необычное имя, значит, она была Хранительницей. А я надеялась, что француженкой. Но это значит, на мне круг замыкается? Поэтому так важно, чтобы я стала Хранителем? Но спрашиваю о другом.

– Почему Гектор злится на дедулю?

Не хотела, избегала, но сама вырулила на эту тему. Это как гнойник выдавливать: больно, противно, но испытываешь какое-то извращенное наслаждение и остановиться не можешь. Потому что, когда гной выходит, сразу становится легче. И меньше болит.

Гера не ожидал такого вопроса и теперь растерян. Замирает с поднятой чашкой, его нос забавно подрагивает, а между бровей на мгновение появляется морщинка, точно как у Гектора, когда тот задумывается. Вот и Гера напряженно пытается что-то сообразить, и это так не похоже на типичного уверенного и нагловатого парня, который за словом в карман не лезет, что я слабо улыбаюсь.

– Да ладно, я же слышала ваш с Гектором разговор. Почему он считает, что дедуля убил вашего отца?

– Это не так.

– Он его не спас, есть разница, да, – повторяю я Герины же слова, и тот мимолетно усмехается.

– Не я должен тебе об этом рассказывать, от кого-то точно огребу, – он отводит взгляд.

– А кто должен? Дедуле плохо. Гектору не до меня. Мама вообще в Питере.

Гера колеблется. Я вижу, ему тоже не нравятся секреты, и он хочет мне рассказать, но что-то останавливает. Но теперь я настроена узнать правду. Хочу выдавить гнойник. Все равно он мне покоя не даст. Пусть уже весь гной выйдет разом, за один день, это лучше, чем растягивать мучение на неделю или месяц.

– Что произошло между вами? Ведь вы были близки. Я видела калитку, и знаю, что дедуля вас растил, когда вашего папы не стало. Что случилось? Из-за чего между вами вырос забор?

– Мы узнали правду.

– Какую?

– Яна… – Гера поджимает губы и качает головой. Будто не одобряет моей настырности.

Но мне все равно:

– Да говори уже! Я так и так все узнаю! И я не преувеличивала, когда говорила, что меня достали увиливания и отговорки! Я ехала сюда все, наконец, выяснить!

Гера глядит на меня в упор, будто изучает, проверяет по ему одному известным приметам. Потом тянется через стол и легко касается моего лба:

– Ты знаешь, откуда у тебя этот шрам?

Внезапно…

– В детстве упала, – я напрягаюсь, почуяв подвох в вопросе. Это то, что мне говорили. Шрам со мной всю жизнь, сколько себя помню. А вот как он появился…

– Это все?

– Да говори уже! – мои нервы на пределе, и я рявкаю, но тут же сжимаюсь в комок – вдруг потревожу дедулю.

Зато Гера сдается.

– Твоя мама уехала из Севастополя, едва узнала, что беременна, – выдыхает он. – Первые несколько лет вы приезжали сюда. Но бесы и демоны вас буквально преследовали, будто поджидали и силы копили. Особенно на маму твою нападали. Папа помогал конечно, но не мог с вами быть “двадцать четыре на семь”. А мы с Геком тогда детьми были, он что-то умел уже, но Ритуал не прошел, толку от его помощи… Короче, в один прекрасный момент тебе сильно досталось. Реально сильно. Эдуард Сергеевич тебя буквально с того света вытащил. У него была Живая вода. Вот только шрам у тебя и остался. Это был ваш последний приезд в Севастополь. Вот так и получается, что твой дед мог спасти нашего отца, когда того потрепали мантикоры. Но не спас. Берег Живую воду для тебя и твоей мамы, – Гера переводит дух и отхлебывает из чашки, с сомнением поглядывая на меня, будто опасается неадекватной реакции. Но я сижу тише воды ниже травы, всеми силами стараюсь не выдать волнения, и он продолжает. – Мы с Геком не сразу все узнали и поняли. Отец ведь пять лет прожил с ядом в крови. Благодаря Эдуарду Сергеевичу, это правда, тот очень старался. А мог просто его вылечить, сразу. Ну или когда понял, что блокировать яд больше не может. Ведь у него все еще оставалась Живая вода. И это он отца в Астрал отправил, твой дед, было бы справедливо отдать ему воду. Но он этого не сделал.

Гера ненадолго замолкает. От его путанного рассказа по спине бегут мурашки – наконец-то я хоть что-то узнаю о прошлом! Мне хочется засыпать Геру вопросами, их много, но не решаюсь, боюсь спугнуть. Гера говорит вроде бы спокойно, но по глазам вижу, что ему горько вспоминать. Да и я не разберу, что чувствую, не пойму, как реагировать, что говорить. Даже Гера и Гектор все еще чужие для меня, просто соседи, а их отец – и подавно. Но мне жаль его. И братьев жаль. Я не понимаю, почему дедуля так поступил. Но, может, у него были причины? Живая вода – надо же! А если она тогда на мне и закончилась? И, получается, не зря он ее берег? Могу ли я его осуждать, раз это спасло мне жизнь?

– Но тогда мы этого не знали, – хмуро продолжает Гера. – Я мелкий был, а Гектор долго был уверен, что тогда на тебя последние капли потратили. Живая вода – огромная редкость. А оказалось, что нет. Это выяснилось несколько лет назад, совершенно случайно. То есть твой дед мог спасти нашего отца. Но не сделал этого…

Всего несколько фраз, Гера даже повторяется. Но меня успевает бросить и в жар, и в холод. Только выдыхаю от облегчения, и тут же сердце сжимает сожалением. Тянусь через стол, чтобы взять Геру за руку.

– Мне жаль, правда.

Тот смотрит мне в глаза. Как-то странно смотрит, будто удивлен или разочарован.

– Ты не причем.

– Но ты же простил дедулю?

Гера морщится, почему-то ему неприятен мой вопрос. Может, он сам до сих пор не разобрался в своих чувствах?

– Скорее понял. Да и то не сразу. Он хотел защитить вас. Особенно тебя. Он же и теперь не выпил Живой воды. Знал, что тебе