"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

Летти вернулась на палубу, сославшись на расстройство желудка. Виктория полушутя предложила пойти с ней, но Летти отмахнулась — она все еще была раздражена на всех и явно хотела побыть одна.

— Хорошо. — Виктория шагнула ближе к Робину и Рами, как только Летти ушла, и закрыла брешь, образовавшуюся из-за ее отсутствия, так что они втроем стояли плотно, как непроницаемый заслон от ветра. — Во имя всего святого…

Они заговорили все сразу.

— Почему…

— Ты думаешь, Ловелл…

— Когда ты первый…

Они замолчали. Виктория попыталась снова.

— Так кто тебя завербовал? — спросила она Робина. — Это был не Энтони, он бы нам сказал.

— Но разве Энтони не…

— Нет, он очень даже жив, — сказал Рами. — Он инсценировал свою смерть за границей. Но ответь на вопрос, Птичка.

— Гриффин, — сказал Робин, все еще приходя в себя от этого откровения. — Я же сказал тебе. Гриффин Ловелл.

— Кто это? — спросила Виктория в то же время, когда Рами сказал:

— Ловелл?

— Бывший студент Вавилона. Я думаю, он также… Я имею в виду, он сказал, что он мой сводный брат. Он похож на меня, мы думаем, что Ловелл — то есть, наш отец… — Робин спотыкался о слова. Китайский иероглиф 布 означал и «ткань», и «рассказывать, повествовать». Правда была вышита на тканевом гобелене, расстеленном, чтобы показать его содержимое. Но Робин, наконец-то признавшись своим друзьям, не знал, с чего начать. Картина, которую он представил, была сбивчивой и запутанной, и как бы он ее ни рассказывал, она искажалась от своей сложности. — Он покинул Вавилон несколько лет назад, а затем ушел в подполье прямо в то время, когда Иви Брук… то есть, ах, я думаю, что он убил Иви Брук.

— Боже правый, — сказала Виктория. — Правда? Почему?

— Потому что она поймала его на делах «Гермеса», — сказал Робин. — Я не знал, пока профессор Ловелл не рассказал мне.

— И ты ему веришь? — спросил Рами.

— Да, — сказал Робин. — Да, я думаю, Гриффин мог бы — Гриффин абсолютно такой человек, который мог бы… — Он покачал головой. — Послушайте, главное, что Ловелл считает, что я действовал в одиночку. Он говорил с кем-нибудь из вас?

— Не со мной, — сказала Виктория.

— И не со мной, — сказал Рами. — К нам вообще никто не обращался.

— Это хорошо! — воскликнул Робин. — Не так ли?

Наступило неловкое молчание. Рами и Виктория не выглядели настолько успокоенными, как ожидал Робин.

— Это хорошо? — наконец сказал Рами. — Это все, что ты хочешь сказать?

— Что ты имеешь в виду? — спросил Робин.

— Что, по-твоему, я имею в виду? — потребовал Рами. — Не уклоняйся от темы. Как долго ты был с «Гермесом»?

Ничего не оставалось делать, как быть честным.

— С тех пор, как я начал работать здесь. С самой первой недели.

— Ты шутишь?

Виктория прикоснулась к его руке.

— Рами, не надо…

— Не говори мне, что тебя это не бесит, — огрызнулся Рами. — Это три года. Три года он не говорил нам, что он задумал.

— Подожди, — сказал Робин. — Ты сердишься на меня?

— Очень хорошо, Птичка, что ты заметил.

— Я не понимаю — Рами, что я сделал не так?

Виктория вздохнула и посмотрела на воду. Рами окинул его тяжелым взглядом, а затем выпалил:

— Почему ты просто не спросил меня?

Робин был ошеломлен его яростью.

— Ты серьезно?

— Ты знал Гриффина много лет, — сказал Рами. — Годами. И тебе не пришло в голову рассказать нам об этом? Ты не подумал, что мы тоже можем захотеть присоединиться?

Робин не мог поверить, насколько это было несправедливо.

— Но ты никогда не говорил мне…

— Я хотел, — сказал Рами.

— Мы собирались, — сказала Виктория. — Мы умоляли Энтони, мы столько раз чуть не проговорились — он все время говорил нам не делать этого, но мы решили, что сами расскажем тебе об этом, мы собирались сделать это в то воскресенье…

— Но ты даже не спросил Гриффина, не так ли? — потребовал Рами. — Три года. Господи, Птичка.

— Я пытался защитить тебя, — беспомощно сказал Робин.

Рами насмешливо хмыкнул.

— От чего? Именно от того общества, которое мы хотели?

— Я не хотел подвергать тебя риску…

— Почему ты не позволил мне решить это самому?

— Потому что я знал, что ты скажешь «да», — сказал Робин. — Потому что ты присоединишься к ним на месте и отречешься от всего, что было в Вавилоне, от всего, ради чего ты работал…

— Все, ради чего я работал, это все! — воскликнул Рами. — Ты что, думаешь, я приехал в Вавилон, потому что хочу быть переводчиком у королевы? Птичка, я ненавижу эту страну. Я ненавижу то, как они смотрят на меня, я ненавижу, когда меня обходят на их винных вечеринках, как животное, выставленное на всеобщее обозрение. Я ненавижу знать, что само мое присутствие в Оксфорде — это предательство моей расы и религии, потому что я становлюсь именно тем классом людей, который надеялся создать Маколей. Я ждал такой возможности, как «Гермес», с тех пор, как приехал сюда…

— Но в этом-то все и дело, — сказал Робин. — Именно поэтому для тебя это было слишком рискованно…

— И это не для тебя?

— Нет, — сказал Робин, внезапно разозлившись. — Это не так.

Ему не нужно было объяснять почему. Робин, чей отец работал на факультете, который мог сойти за белого при правильном освещении и под правильным углом, был защищен так, как не были защищены Рами и Виктория. Если бы Рами или Виктория в ту ночь столкнулись с полицией, они не были бы на этом корабле, они были бы за решеткой или еще хуже.

В горле Рами запульсировало.

— Черт возьми, Робин.

— Я уверена, что это было нелегко, — сказала Виктория, мужественно пытаясь примириться. — Они так строго соблюдают секретность, ты же помнишь…

— Да, но мы знаем друг друга. — Рами бросил взгляд на Робина. — Или, по крайней мере, я думал, что знаем.

— «Гермес» грязный, — настаивал Робин. — Они игнорировали мои предупреждения, они вывешивают своих членов на просушку, и тебе бы не помогло, если бы тебя отправили вниз в первый год…

— Я был бы осторожен, — насмехался Рами. — Я не такой, как ты, я не боюсь собственной тени…

— Но ты не осторожен, — с раздражением сказала Робин. Теперь они обменивались оскорблениями. Так что теперь они были откровенны. — Тебя поймали, не так ли? Ты импульсивный, ты не думаешь — как только кто-то оскорбляет твою гордость, ты бросаешься…

— А как же Виктория?

Виктория… Робин запнулся. У него не было защиты. Он не рассказал Виктории о «Гермесе», потому что полагал, что она слишком много теряет, но не было хорошего способа