"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 - Дженн Лайонс

— Со мной все будет в порядке, — слабо сказала Летти, никого не убеждая.

— Они начнут задавать вопросы, если нас там не будет…

— И они не будут задавать вопросы, когда Летти вырвет на центральный стол?

— Она может притвориться, что у нее пищевое отравление, — сказал Реми. — Мы можем притвориться, что она больна с самого утра, что объясняет, почему она бледная и осунувшаяся, и почему у нее был припадок в Баттери. Но неужели ты можешь утверждать, что это более подозрительно, чем то, что мы все четверо вообще не пришли?

Робин посмотрел на Викторию, надеясь, что у нее есть контраргумент. Но она смотрела на него, ожидая того же.

— Вечеринка позволяет выиграть время, — твердо сказал Рами. — Если нам удастся не выглядеть полными сумасшедшими, мы выиграем день. Или два. Вот так. Больше времени. Это единственный фактор, который имеет значение.

Пятница выдалась не по сезону жаркой. Началось все с типичной для января утренней прохлады, но к середине дня солнце пробилось сквозь облачный покров и засияло в полную силу. Все они переоценили холод, когда одевались, но, оказавшись во дворе, не смогли без труда снять шерстяные нижние рубашки, а значит, им ничего не оставалось, как вспотеть.

В том году вечеринка в саду была самой экстравагантной из всех, которые когда-либо устраивал Вавилон. Факультет купался в монетах после визита русского эрцгерцога Александра в университет в мае предыдущего года; эрцгерцог, который был так впечатлен остроумием и мастерством своих спонтанных переводчиков на приеме, сделал Вавилону подарок в размере тысячи фунтов стерлингов для дискреционного финансирования. Профессора щедро, но непродуманно использовали эти средства. В центре четырехугольника задорно играл струнный квартет, хотя все сторонились их, потому что из-за шума невозможно было разговаривать. Полдюжины павлинов, по слухам, привезенных из Лондонского зоопарка, бродили по зелени, приставая ко всем, кто был одет в яркие цвета. Три длинных стола с едой и напитками, накрытых тентом, занимали центр зелени. В ассортименте были бутерброды, маленькие пироги, гротескное разнообразие шоколадных конфет и мороженое семи разных вкусов.

Вавилонские ученые толпились вокруг, держа в руках быстро нагревающиеся бокалы с вином, ведя вялые и мелочные разговоры. Как и все факультеты в Оксфорде, Институт перевода был полон внутреннего соперничества и ревности по поводу финансирования и назначений, и эта проблема усугублялась тем, что каждый региональный специалист считал свой язык более богатым, более поэтичным, более литературным и более плодородным для обработки серебра, чем другие. Вавилонские ведомственные предрассудки были столь же произвольными, сколь и запутанными. Романтики пользовались наибольшим литературным престижем,[858] хотя арабский и китайский языки высоко ценились в основном за то, что они были иностранными и отличались от других, в то время как языки, более близкие к дому, такие как гальский и валлийский, не пользовались почти никаким уважением. Это делало светскую беседу очень опасной; очень легко было обидеться, если проявить слишком много или слишком мало энтузиазма по поводу своих исследований. Посреди всего этого ходил преподобный доктор Фредерик Чарльз Пламптр, магистр колледжа, и было понятно, что в какой-то момент каждому из них придется пожать ему руку, притвориться, что они верят, что он их помнит, хотя было очевидно, что он понятия не имеет, как их зовут, и выдержать до боли банальный разговор о том, откуда они родом и что изучают, прежде чем он их отпустит.

И все это на протяжении трех невыносимых часов, потому что никто не мог уйти до окончания банкета. Были составлены схемы рассадки; их отсутствие было бы замечено. Они должны были оставаться до захода солнца, пока не прозвучат все тосты и пока все присутствующие ученые не устанут притворяться, что наслаждаются общением всю жизнь.

Это катастрофа, подумал Робин, оглядываясь по сторонам. Лучше бы они вообще не появлялись. Ни у кого из них не хватило ума. Он наблюдал, как один из выпускников трижды задавал Виктории вопрос, прежде чем она наконец заметила его присутствие. Летти стояла в углу, глотая стакан за стаканом холодной воды, пот стекал по ее лбу. Рами держался лучше всех, поддерживая беседу с группой первокурсников, засыпавших его вопросами о путешествии, но когда Робин проходил мимо него, он услышал, как Рами разразился таким резким, истерическим смехом, что чуть не вздрогнул от испуга.

У Робина закружилась голова, когда он окинул взглядом переполненную людьми лужайку. Это безумие, подумал он, полное безумие, что он стоит здесь, среди преподавателей, держит бокал с вином, скрывая правду о том, что он убил одного из них. Он побрел к фуршетным столам и наполнил небольшую тарелку закусками, просто чтобы было чем заняться, но мысль о том, чтобы положить в рот хоть одно из быстро портящихся пирожных, вызывала тошноту.

— Чувствуете себя хорошо?

Он вскочил и повернулся. Это были профессора Де Вриз и Плэйфер. Они стояли по обе стороны от него, как тюремные надзиратели. Робин быстро моргнул, пытаясь изобразить на лице что-то похожее на нейтральную улыбку.

— Профессора. Сэры.

— Вы сильно вспотели. — Профессор Плэйфер внимательно изучал его лицо, выглядя обеспокоенным. — И у вас огромные тени под глазами, Свифт. Вы спали?

— Задержка во времени, — пробурчал Робин. — Мы не… э-э, мы не отрегулировали наши графики сна на обратном пути так хорошо, как должны были. И кроме того, мы измучены… эээ… преждевременным чтением.

К его удивлению, профессор Плэйфер кивнул в знак сочувствия.

— Ах, хорошо. Вы знаете, как они говорят. Студент от studere, что означает «кропотливое, целеустремленное применение». Если вы не чувствуете себя гвоздем, по которому постоянно бьют молотком, значит, вы делаете это неправильно.

— Действительно, — сказал Робин. Он решил, что его стратегия заключается в том, чтобы показаться настолько скучным, чтобы они потеряли интерес и ушли.

— Вы хорошо съездили? — спросил профессор Де Вриз.

— Это было… — Робин прочистил горло. — Это было больше, чем мы ожидали, мы думаем. Мы все очень рады вернуться.

— Я и не знаю. Эти заграничные дела могут быть утомительными. — Профессор Плэйфер кивнул на тарелку в руке Робина. — А, вижу, вы нашли мои изобретения. Давайте, откусите.

Робин, чувствуя давление, откусил кусочек пирожного.

— Вкусно, не правда ли? — Профессор Плэйфер наблюдал за ним, пока он жевал. — Да, с добавлением серебра. Причудливая пара пара слов, которую я придумал во время отпуска в Риме. Pomodoro — это довольно причудливое описание помидора, видите ли — буквально оно означает «золотое яблоко». Теперь добавьте французский посредник, pomme d'amour, и вы получите богатство, которого нет в английском…

Робин жевал, стараясь выглядеть благодарным. Но все, что он мог