Ничего святого 3 - Дмитрий Дегтярев

униформы. Как швейцарский гвардеец он принёс обет ценой собственной жизни защищать Папу. Вот только нынешний Папа – не Папа, а антихрист. И сегодня Давид принесёт свою жизнь ради спасения всего христианского мира. Что значит одна жизнь взамен миллиардов? Ничего. Он готов к такой жертве.

Давид снял винтовку и прислонил её к поручню боковой антресоли откуда выходил прекрасный обзор на алтарную зону. Папа продолжал свою речь говоря красивые, но в тоже самое время абсолютно пустые слова об очищении Церкви.

С трудом удалось подавить рвущийся наружу смех. Кто будет очищать церковь? Он? Скорее загонит её в лапы сатаны.

Давид сделал глубокий вдох и прикрыл глаза, мысленно переносясь в тот день, когда сам Господь назначил его орудием Своего наказания.

Восемь месяцев назад.

Священная Католическая Империя.

Миланское герцогство.

Милан.

Церковь Санта-Мария-делле-Грацие.

15:22.

В нижней церкви даже во время великих Торжеств царит умиротворённая тишина. В обычные же дни и вовсе, редко когда можно услышать посторонние звуки, кроме шёпота молящихся монахов. Давид знал зачем пришёл сюда. Знал это и единственный посетитель нижней церкви – мужчина в тёмно-коричневом монашеском балахоне, с накинутым на голову капюшоном. Он стоял на коленях перед погребальной плитой, под которой находились останки святого Луиса – епархиального священника времён Педро Николаса. Еретики схватили его в Женеве, пытали, требовали отречься от Церкви, а после отказа прилюдно сожгли на главной площади. История сильной веры – таких было великое множество в Тёмные Времена.

Стараясь не издавать лишнего шума Давид прошёл по центральному проходу, свернул налево и опустился на колени рядом с мужчиной в балахоне. Несколько минут они стояли перед реликвией в полной тишине. Потом, не поворачивая головы, мужчина заговорил.

– Мне сообщили о твоём желании встретиться со мной ещё месяц назад. Признаюсь, меня удивила твоя просьба. Ещё больше удивила переданная тобой записка. – говоривший наконец повернул голову. Немолодое лицо с глубокими морщинами на лбу, сотнями ямочек от перенесённой болезни на щеках и сухими немного потрескавшимися губами. Давид прекрасно знал монаха. Как и монах его. Ещё бы, десять лет назад Давид в качестве послушника больше года провёл в этих стенах. А стоящий сейчас на коленях перед погребальной плитой монах являлся тогда его наставником. Кто-то скажет: плохой наставник, раз подопечный в итоге покинул монастырскую обитель. Неверное суждение. Цель наставника не в том, чтобы довести до вечных обетов, а в том, чтобы подопечный понял своё призвание. И Давид понял. Значит наставник в полной мере выполнил своё предназначение.

– Так зачем ты здесь? – твёрдый взгляд монаха буквально впился в глаза Давида, точно в попытке просканировать душу.

– Я не могу больше служить Папе Римскому. – слова дались с большим трудом. Просто гигантским. Но он должен был их произнести. И произнёс.

В и без того тихом помещении нижней церкви воцарилась гробовая тишина. Даже ультразвук в ушах, и тот затих.

– Значит ты пришёл сюда, чтобы объявить о своём нежелании подчиняться наместнику Христа?

Давид облизал губы прежде чем ответить. Он рисковал, заявившись в монастырскую обитель с такой идеей. Вместе с тем… – он хорошо знал, как наставника, так и Орден. Они единственные к кому он мог обратиться. Возможно всё изменилось. Возможно он ошибся. Возможно… Вот только… уже поздно метаться. Рубикон перейдён первыми словами. Теперь при любом раскладе обратного пути нет. Значит остаётся одно: идти до конца.

– Нет, я пришёл предложить лечение для нашей святой матери Церкви.

– Лечение?

– Он должен уйти. – на одном выдохе и вместе с тем максимально твёрдо заявил Давид.

– С папского престола?

– С папского престола.

Последовал смешок. Невесёлый смешок.

– Уже пытались. Несмотря на ряд непопулярных мер, позиции Папы сильны, как никогда ранее. Крестовый Поход в самом разгаре, как-никак. Патриотизм, вдохновение, богобоязненность…

– Папа должен уйти с папского престола, и… – Давид запнулся. Голосовые связки отказывались произносить следующие слова.

– И?

– И из жизни.

Молчание. Оценивающий взгляд. Играющие желваки на скулах. Наставник продолжал свои попытки сканировать его душу. Давид и не сопротивлялся. Его намерения чисты. Ему нечего скрывать от бывших братьев. Он хочет того же, что и они. Он знает. И они знают.

– Так ты хочешь пойти на преступление для которого нет прощения ни в этой жизни, ни в следующей?

Давид ещё ранее думал над этим вопросом. И у него имелся твёрдый ответ.

– Ради Церкви, да. Благословите меня, наставник. И вы, и ваш Орден.

Монах поднялся на ноги, поклонился реликвии, осенил себя крестным знаменем, после чего повернулся к продолжающему стоять на коленях Давиду.

– Тебя благословит Господь, если даст этому случиться. Ты орудие апокалипсиса, воодушевлённое праведным гневом, мальчик мой. Ты подобно самой смерти на бледном коне. Ты прав, нынешний Папа недостоин полученного понтификата. Он ведёт Церковь в погибель, как если бы сам Иуда занимал Святой Престол. И остановить его, несомненно святое и богоугодное дело. Ты правильно сделал, обратившись ко мне. Я передам наш разговор братьям и мы подумаем, что можно сделать. А теперь ступай… – монах дотронулся до его плеча и Давид поднялся на ноги. – молись пресвятой Деве Марии, проси её защиты и продолжай нести службу в швейцарской гвардии. Мы свяжемся с тобой, когда настанет час расплаты…

Священная Католическая Империя.

Северная Америка.

Вице-королевство Новая Испания.

Архиепископство Юкатана, под совместным управлением архиепископа и имперского генерал-губернатора.

Мерида.

Кафедральный собор Сан-Педро.

15:00.

И они связались.

Позавчера.

И вот он тут, видит антихриста, как на ладони. Тот рассказывает о намерении очистить Церковь…

Лжец.

Как и сатана.

Господь низвергнет дьявола в день Страшного суда, а Давид, как орудие Божье, уже сегодня вышвырнет лжепонтифика с папского престола.

Потными ладонями Давид взялся за приклад винтовки. Как один из швейцарских гвардейцев он не вызывал подозрений. Осталось только установить оружие на нужную позицию, взять Папу на прицел и спустить курок.

БУМ!!!

От мощного взрыва, прозвучавшего где-то на нижнем уровне собора, здание вздрогнуло. Давид выронил винтовку и судорожно вцепился в поручень антресоли, чтобы удержаться на ногах. Люди внизу вскочили с мест, а к стоящему за трибуной понтифику бросились сразу несколько агентов швейцарской гвардии. Давид в растерянности озирался по сторонам. Взрыв совсем не входил в их планы. Да, он не знал всех подробностей поскольку план по смене Папы был куда шире простой ликвидации понтифика, но всё же о таких деталях его бы обязательно проинформировали. После второго взрыва собравшиеся в соборе с криками бросились по центральному проходу к выходу. Папу тем временем окружили гвардейцы и прикрывая своими телами начали медленное движение к закристье. Давид схватили винтовку, сделал упор на поручень и припал к прицелу. Он уже поймал голову понтифика в перекрестье, когда случилось нечто совсем неожиданное: на боковых проходах показались вооружённые люди в чёрной экипировке без опознавательных знаков. Давид насчитал порядком двух десятков бойцов. Это только те, что находились в зоне его видимости. Народ хлынул обратной волной. Несколько гвардейцев попытались открыть огонь, однако даже не успели произвести ни одного выстрела, как были тут же ликвидированы превентивным огнём. По полу тем временем покатились металлические баллоны. Несколько секунд и помещение начала окутывать плотная завеса голубоватого цвета. Из зала раздались звуки удушающего кашля.

– Дьявол!

Давид выпрямился и убрал винтовку с поручня. Нужно сматываться. Немедленно.

– Не двигаться! – глухой точно звучащий из-под толщи воды голос. В спину упёрлось что-то твёрдое. Похоже дуло пистолета. Оборачиваться и проверять желания не было от слова совсем. Ещё нервишки сдадут и спустят курок. – Оружие на землю. Живо!

Давид так и сделал – отпустил винтовку из рук. Та выпала и с грохотом приземлилась на мраморную плиту пола.

– Руки за голову!

Хорошо.

Давид поднял руки, намереваясь сцепить их за затылком. Не успел. От сильного удара в заднюю часть головы из глаз брызнули искры. Изображение перед глазами закружилось, а затем