Круг доступа ограничен - Дмитрий Валерьевич Политов

- Так что у тебя на обмен? – Андрюха не обратил внимания на мою реплику.

- Надо обсудить! – решился Муромец, - как свои дела закончите – приходите ко мне! У меня смена через два часа заканчивается!

- Куда прийти? В общагу? – скептически скривил губы Андрей.

- Нет, но почему в общагу? – возмутился Илюха. – Я уже давно в отдельных апартаментах живу. Запоминай адрес! – Илья продиктовал несколько букв и цифр. – Мне эта абракадабра ничего не сказала, но Подрывник, знакомый с местной географией, понятливо кивнул.

Мы шли через цех за шагающим вразвалочку Муромцем, и разглядывали местные «достопримечательности». Работяги, что стояли за станками по-прежнему не обращали на нас никакого внимания, словно мы были в шапках-невидимках. Смущал, правда, меня один, хм, нюансик – лица этих «передовиков» были какого-то неестественно бледного цвета. Поначалу я думал, что так их освещают лампы под потолком, но, задрав голову, обнаружил, что нет – никакого искусственного освещения в цеху не было – только огромные окна, через которые лился всё тот же белый свет с неба без солнца. Я пригляделся к цвету лиц своих спутников, но они выглядели совершенно нормально.

Илья, постоянно озирающийся по сторонам, заметил моё недоумение и, не оборачиваясь, громко, чтобы я мог услышать его в производственном грохоте, сказал:

- Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! Не суйся, куда не нужно – не твоего это ума дело!

Я с обидой закусил губу и демонстративно отвернулся: тоже мне – хранитель местных секретов выискался! Можно подумать, что я без этого знания спать не буду! Да подавитесь вы своими тайнами!

Подрывник толкнул меня в бок и, склонившись к самому уху, прошептал:

- Тоже заметил, да? А просёк, что они, похоже, и не дышат?

Я аж подскочил на месте от неожиданности и стал лихорадочно оглядываться по сторонам, вглядываясь в лица рабочих. А ведь точно! Как это я сразу не обратил внимания? Лица токарей были просто копией резиновых масок чудовищ, которые продаются в магазинах. Нет, не тем, что они все сплошь выглядели как монстры, а тем, что у них абсолютно отсутствовала хоть малейшая мимика! Ноздри не раздувались, рты не открывались, выражение лиц тоже не менялось ни на йоту! Просто зомби какие-то!

- Они самые, - согласно прогудел Говоров, (я, видимо, не заметил, как произнёс последнюю фразу вслух). - Догадлив ты, Алексей – убивать пора! ...Да шучу я, что встали?

- Дурак ты, Муромец, и шутки у тебя... несмешные! – с чувством сказал Андрюха. Мы, тем временем, уже вышли из цеха и шагали по пустынным извилистым «улочкам». – Колись, давай, раз уж Лёха всё равно обо всём догадался, что это у тебя за персонал такой... неживой?!

- А ты ночью по городу прогуляйся, враз всё поймёшь, - равнодушно обронил Илья и спокойно пошёл дальше.

Как мы его не пытали, рассказывать, что-либо он отказался наотрез.

- Как разгрузите вагон, ложитесь в самый темный угол и накрывайтесь мешковиной! - поучал нас Илья, - охрана пустой состав почти не досматривает, так что проблем быть не должно. Ладно, с Богом – вон, паровоз уже гудит!

Следующий час был не самым лучшим в моей жизни. Пришлось тягать на пару с Подрывником тяжеленные ящики, похожие на те, что встречались нам на складе у Мойши Моисеевича. А если учесть, что работник из Андрюхи был ещё тот, то можете себе представить – как это было здорово!

Мы загружали ящики на четырехколесную тележку («малая механизация!» - пошутил Подрывник), а затем вывозили по пандусу из вагона на разгрузочную площадку, возле которой стояло четверо охранников в серой форме, с автоматами на плечах. Причем, что интересно – у двоих были обычные, хоть и вытертые до белизны АК-47, а у двух других уже знакомые нам «машинки» с раструбами вместо стволов! Лица конвоиров были безжизненны, а глаза пусты. Но эти хоть дышали и шевелились! Нашими действиями они почти не интересовались, между собой не разговаривали, не курили. Просто стояли, даже не переминаясь с ноги на ногу, и тупо пялились перед собой!

Когда разгрузка была в самом разгаре, к составу подкатила «эмка», с открытым верхом и из нее вальяжно вышел пухлый, розовощекий офицер. На его плечах сверкали золотом широкие погоны с одним просветом и четырьмя звездочками. Этот экземпляр выглядел гораздо живее своих подчиненных. Пристально оглядев вагоны, пандус, нас и нашу тележку (сердце у меня в этот момент пропустило удар), капитан равнодушно отвернулся и что-то негромко скомандовал охранникам.

Выполняя приказ, конвоиры распахнули дверь второго вагона (всего их было прицеплено к паровозу три), и тычками выгнали из него человек двадцать. Сгрудившись у дальнего конца состава, пассажиры присели на корточки. Искоса посматривая на привезённых людей, я снова обратил внимание на уже знакомую бледность и неподвижность их лиц. Андрюха махнул мне рукой, показывая, что тоже всё видит. Стоящий поодаль Муромец, уже затеял с капитаном оживленный разговор, но, увидев нашу жестикуляцию, предостерегающе зыркнул на меня и осуждающе покачал головой. Я торопливо сделал вид, что усердно работаю. Содержимое вагона постепенно переместилось наружу и мы, улучив подходящий момент, задержались внутри, выискивая подходящее место, чтобы спрятаться. Андрюха обнаружил стоящий у торцевой стены высокий ящик с песком, а за ним узкую щель. Проверив её ширину, друг жестом показал, что место подходящее. Выбирать было не из чего, и я согласно кивнул.

Но ситуация вскоре несколько изменилась: откуда то из недр завода вынырнул, натужно кашляя раздолбанным движком, потрёпанный грузовичок. В кузове у него был с десяток ящиков, таких как те, что мы только что выгрузили. Говоров, отвлекшись от беседы с капитаном, рявкнул на нас и повелительно махнул рукой, показывая, что машину надо разгрузить, а её содержимое занести в вагон. Мысленно застонав и попрощавшись со своей поясницей, которая и так уже протестующе гудела, я обречённо взялся за защёлки на бортах грузовика.

Тем временем странных пассажиров поезда увели под конвоем в один из коридоров, привезённый в составе груз уволокла ещё одна бригада работяг, полуторку мы освободили и во весь рост, встал вопрос – что дальше? Как незаметно от конвоя пробраться в вагон и спрятаться там? Но оказалось, что Говоров продумал этот момент – в какой-то миг он вдруг страшно перекосил свою физиономию и заорал что-то типа: «вон там, под потолком!»,