Под знаком Альбатроса - Алексей Иванович Гришин

бывавшие. А тут человек своими глазами видел и черных людей в далекой жаркой Африке, и смуглых людей в еще более далекой пестрой Индии, и желтых узкоглазых людей в совсем уже неведомых, таинственных Чайне и стране Ямато с их непостижимыми и страшными обычаями.

Постепенно гул в таверне стих, посетители, затаив дыхание, слушали земляка, который сейчас казался великим и чудесным героем, вышедшим из древних волшебных саг.

И пиво в этот вечер казалось каким-то особенно мягким, а мясо особенно ароматным.

До того самого момента, когда дверь в корчму с грохотом распахнулась, едва не слетев с петель, а в таверну не ввалился десяток солдат. Уже крепко выпивших, но желающих немедленного продолжения веселья.

— Эй вы, уроды, марш отсюда! — Один из них схватил Милли за волосы и потащил из-за стола. Точнее — попытался, потому что крепкий дамский кулак сбил хама с ног, словно пушечное ядро.

Во дела! Эймон на мгновение оторопел, и этого хватило, чтобы пропустить момент начала всеобщей потасовки. Солдаты против кельтов? Как бы не так! Дрались все и со всеми. Вон два кельта дерут друг у друга бороды, вон два солдата обменялись звонкими ударами, развернулись и сцепились уже с местными. Милли и Нора в гущу свалки не лезут, правда, не отказывают себе в удовольствии съездить по морде любому, кого ловкий удар отбрасывает в их сторону. Одно слово — добропорядочные женщины.

Недолгое время всеобщая потасовка обходила Эймона стороной, но в какой-то момент кто-то из солдат набросился и на него. С кулаками. Про оружие военные то ли забыли, то ли посчитали его недостойным благородной кабацкой драки.

Пришлось ответить, благо за долгие годы плаваний попадать в подобные переделки приходилось не раз, особенно пока не получил офицерский патент. Да и потом случалось, кабаки во всех портах одинаковы.

Пьяный герой отлетел, кажется, выплюнув в полете зуб. Обиделся. Выхватил из кучи сцепившихся драчунов товарища, тыкнул пальцем в сторону обидчика, и бравые ребята бросились в атаку.

Привычный шаг в сторону, так, чтобы напавшие мешали друг другу, сбить левой кулак, летящий прямо в нос, и ударить под правое ребро. Ничего нового, но солдат как-то уж слишком громко вскрикнул, сгибаясь от боли.

— Убийца! — Второй схватил со стола тяжелую глиняную кружку и попытался ей достать голову обидчика.

Не вышло. Левая рука остановила удар, а правый кулак с хрустом врезался в солдатскую челюсть. Еще один вскрик, противник падает, бьется головой об угол стола. Еще один хруст…

И все стихло. Кельты, солдаты, все уставились на застывшее на полу тело, под головой которого растекалась лужа, медленно подбираясь ко второму несчастному, стонущему, корчащемуся от боли. Судорога, невнятный рык, бедолага блюет чем-то темным, и вонючая лужа смешивается с густой кровью, кажущейся черной в полумраке таверны «Парящая чайка».

Эймон поднял растерянный взгляд — все вокруг изменилось. Словно невидимый палач опустил свой топор, отделив безоружных кельтов от солдат, мгновенно обнаживших клинки. Кто-то подскочил к моряку, ловко заломил руки за спину, крепко связал невесть откуда взявшейся веревкой. И вот его выводят на улицу, без пинков и угроз, сноровисто и деловито. В полной тишине, под треск догорающих в камине поленьев.

Глава 12

Линча молча вели по размокшей грязи узких темных улиц, освещенных холодным светом тонкого месяца, пока не подошли к двум крепко сколоченным рогаткам, перекрывавшим дальнейший путь. Рядом стояли двое солдат, вооруженных алебардами.

Но конвоиры заговорили не с ними, а с подошедшим откуда-то сбоку третьим, судя по одежде — начальником караула.

— Кого приволокли? — Чувствовалось, что начальнику не особо интересен ответ, ему хочется назад, в тепло и уют.

— Душегуба, ваша милость. Он Брауна убил. Да и Тейлор сейчас в «Чайке» лежит, отходит. Думаю, до утра не доживет.

Сонливость вмиг слетела с офицера.

— Бунтовщик⁈

— Какой там, ваша милость. Мы там, в «Чайке», стало быть, отдыхали, ну, местных, значит, к порядку призвали, чтоб носы не задирали. Мирно было все… ну… как обычно, вы ж нас знаете.

Ссадины на лицах солдат в темноте особо не выделялись, но разорванные мундиры без слов объясняли понимающему человеку значение слова «мирно».

— Ладно, этого на гауптвахту, под охрану, затем хватайте носилки и бегом за Тейлором, может, и не помрет еще.

— М-мне бы… — попытался заговорить продрогший до костей Линч. Но, повинуясь легкому начальственному кивку, один из солдат врезал ему по морде. Не особо сильно, так, для вразумления, чтобы рот не открывал.

Арестованного отвели в какую-то комнату, в зарешеченное окошко которой едва-едва проникал лунный свет. Впрочем, достаточный, чтобы разглядеть стоящую у стены дощатую лежанку. Ведро для нечистот уже видно не было, но резкая вонь точно указывала место его расположения.

На лежаке обнаружилось нечто довольно плотное и шерстяное, бывшее когда-то то ли плащом, то ли накидкой. Вонючее, но достаточно теплое, чтобы арестованный не загнулся до виселицы. А чего ему еще ждать на этой проклятой родине?

Утро началось со скрипа замка, потом — дверных петель.

В каморку вошел здоровенный рыжеусый мужик с нашивками капрала.

— Встать!

Пришлось, перспектива получить от такого кулаком в зубы не вдохновляла совершенно. Только быстро не получилось — замерзшее за ночь тело слушалось едва-едва. Впрочем, визитер решил эту проблему просто, отвесив могучего пинка, сбившего Линча на землю, но придавшего энтузиазма в выполнении команд.

— Говорю один раз. Если кто-то входит в дверь — встаешь быстро. Если приказывают — исполняешь немедленно. Наказание — плеть. Ясно?

— Да. — Было ясно, что более развернутого ответа капрал не примет.

— Хорошо. Сейчас берешь это, — он указал на вонючее ведро, — и несешь за мной.

Вышли на улицу. Точнее, во двор, огражденный с трех сторон большими одноэтажными зданиями, типичными казармами. С четвертой дорога, перекрытая теми же рогатками, мимо которых его провели вчера.

У рогаток — пост. Крыши домов высокие, во дворе — патруль из трех человек. Убежать не получится, даже если оглушить беспечно идущего впереди капрала. Тот словно почувствовал мысли.

— Бежать даже не думай. Тейлор ночью помер, так что дай только повод — парни с тебя живого кожу содрать готовы. Будешь вести себя смирно, помрешь как человек, на виселице, со всеми удобствами.

В сказанном не было и доли иронии, бывалый вояка, кажется, искренне верил, что смерть на виселице — далеко не худший способ расстаться с жизнью.

Когда содержимое ведра было вылито в помойную яму, капрал