Кайа.История про одолженную жизнь(том 1-6) - Александр Алексеевич Иванов

— Я дико извиняюсь, барышня, но вы явно меня с кем-то перепутали! — на лице «доктора» впервые проявилось нечто, похожее на испуг.

— И вы меня простите, но нет. У меня практически…идеальная память на лица. И хотя видела я вас при моей бабушке лишь единожды, но готова поставить свой самый последний рубль на то, что ни с кем вас не перепутала. Вы были одной из ее сопровождающих, когда Марья Александровна навещала меня в клинике пограничных состояний, помните? Не отпирайтесь, пожалуйста.

Услышав мои слова, женщина закрыла глаза и выражение ее лица стало…даже не знаю, как его описать. Она сейчас казалась одномоментно и напуганной до смерти и до смерти же спокойной. Откровенно жуткое выражение.

— Барышня… — произнесла она таким голосом, будто бы я ее очень-очень огорчил, хотя, скорее всего, именно так оно и есть.

Она что, конфету в такой момент рассасывает? — удивился я, заметив характерные движения ее челюстей. — Да какая к черту конфета! У нее же во рту небось капсула с каким-нибудь ядом или нечто вроде того! Тетенька-то эта — бабкина «торпеда»! И ради того, чтобы не совершить предательство в отношение своей госпожи, готова, похоже, даже на самоубийство!

Но, собственно, Семейная охрана — профессионалы, так что понял намерения «доктора» не я один, а посему охранник резко ударил женщину по шее, отчего та моментально лишилась чувств и кулем свалилась на пол. Вернее, свалилась бы, не поймай охранник на лету ее бесчувственное тело. А затем он перевернул женщину таким образом, что она оказалась лицом вниз. Охранник открыл ей рот, откуда на пол вывалилась небольшая продолговатая белая капсула, которую другой охранник, натянув на руку перчатку, тут же подобрал и убрал в некий пакетик.

Я собирался было сказать весьма очевидную вещь насчет того, чтобы «доктора» до распоряжения матушки даже не вздумали бы отпустить, но…

Все! Внезапно, без какого-либо предупреждения, кончился мой «завод», и нечеловеческая усталость, после всех перипетий сегодняшнего дня, взяла верх над тощим телом девушки-подростка. Теперь уже мое собственное сознание покидало меня, однако, как и «доктору» чуть ранее, мне не позволили просто взять и свалиться на пол.

А я и не знал, что он тоже в Петербурге. — было моей последней мыслью, перед тем, как я провалился в беспамятство. Это Николай Семенович не дал мне упасть на пол.

День минувший. В автомобиле дамы Кристины.

— Ну а теперь, дорогая моя, расскажи-ка, пожалуйста, как там прошел Рождественский прием у Блумфельтдов.

— Прямо все? С начала и до самого конца представления? В смысле, приема. — поинтересовался я, а затем выпил воды.

— Без общеизвестных всем присутствовавшим подробностей. Их мне уже пересказали. На это время не трать, у нас итак его практически не осталось. — ответила собеседница, взглянув на часы, а затем, легонько коснувшись моей скулы в районе фингала, добавила. — А подонка я всенепременно накажу. Никто не смеет поднимать руку на моих подруг, и вытворять с ними прочие неприятные штуки.

— Всенепременно. — согласился я, не желая развития темы о «прочих неприятных штуках», а затем, покрутив указательным пальцем, поинтересовался, ибо Кристина и сама ранее говорила, что за ней постоянно следят. — Здесь?

— Здесь. — согласилась она. — На данную секунду этот автомобиль самое безопасное место, где мы можем поболтать о том о сем. Хотя, разумеется, полностью безопасных мест не существует, не зря же говорят, что и у стен есть уши.

Сказав это и открыв затем один из многочисленных ящичков в салоне, она достала нечто, напоминающее компактную меловую доску, которая доской же и оказалось, только писать на ней предполагалось специальным маркером, не мелом.

— Очень полезная штука! — заявила она, помахав доской. — Унееидейку подсмотрела.

«Помогает сказать то, что не должно быть сказано вслух». — прочел я написанное.

— Кристин, Мила, помнится, в «Госпоже Удаче» говорила что-то о некоем подарке от тебя, который она настоятельно рекомендовала принять… — заявил я, стирая тряпочкой написанное. — Я просто хотела уточнить, тот розовый куст, который мне преподнесли в школе, это он и есть, твой подарок?

«— Извини, но я что-то не очень понимаю, о чем это ты меня спрашиваешь». — отбоярилась матушка, когда я поинтересовался у нее насчет того, которая из тех двоих девиц была ею подослана.

Что, впрочем, и неудивительно. Люди ее профессии своих агентов предпочитают не сдавать даже в самых мелочных ситуациях, хотя я вовсе не уверен, что произошедшее было столь уж мелочным. Матушка-то подозревает Кайю в том, что она послушный инструмент в чьих-то недобрых руках. Ну, или, по крайней, мере раньше подозревала, хотя…

— Если ты об этом спрашиваешь, то, вероятно… — начала была Кристина.

— Роза — была в тот день не единственная, кто подходила ко мне с тем вопросом, с которым подходила. — перебил царскую любовницу я.

— Не единственная, кто подходила к тебе с тем вопросом, с которым подходила… Господи, Кайа! Не зря же знакомые с тобой люди говорят, что ты оставляешь о себе гнетущее впечатление. — Кристина всплеснула руками.

— Кто это говорит? — поинтересовался я, приподняв бровь.

— Неважно. Будь, пожалуйста, проще! — отмахнулась та. — У нас здесь небольшая дружеская посиделка, а не Шекспировская постановка!

— Прошу прощения, Кристин, но я отказываюсь быть «проще». Как бы это ни прозвучало, но всю свою предыдущую жизнь, хотя и не сказать, что излишне долгую, я была простой, как две копейки. Была «как все»…

Разумеется, царской любовницей мои слова были поняты иначе, нежели то, что я на самом деле имел в виду, но это и неважно, ибо смысл был примерно один и тот же.

— Не хочу! Тем более что и не выйдет, ведь вся моя нынешняя жизнь — сплошная драматическая постановка. Шекспир бы умер от зависти. В этой жизни я имею роскошь быть такой, какой захочу. Ну, почти. Но что самое главное — я никому не навязываю своего общества. — я пожал плечами, а Кристина издала хмыкающий звук, но ничего не ответила.

«Моя матушка каким-то образом оказалась в курсе происходящего, и аппаратуру, переданную мне Розой, если это действительно ты ее ко мне присылала, она у меня забрала. Не она самолично, приставленная ею ко мне надзирательница, но это не важно».

— Да, тот «розовый куст» действительно прислала я… — произнесла моя новая подруга, закусив затем указательный палец и над чем-то задумавшись.

«И если приемная мать отобрала у тебя ту аппаратуру, что передала Роза, то это значит…». - написала она на дощечке, а затем тут же стерла написанное, закончив фразу вслух. — Что использовать ее так, как я планировала, более нельзя.