Ведьмы.Ру - Екатерина Насута

— Прикрутили?

— Обижаете, — Игорёк потянул Мелецкого за руку, заставив отступить от гроба. А дядя Женя просто взял и подхватил гроб под узкую часть. Потом хекнул и поставил вертикально.

— Это… как? — шёпотом спросила Ульяна, которая точно видела, что Мелецкий к гробу примерялся, да так и не поднял. — Это… это как вообще?

И выглядел гроб увесистым.

— Так ведьмак же ж… нам повезло, что в настроении, — Ляля вытащила из кармана карамельку. — Будешь? Там, пошли, надо ж посмотреть, куда его ставить. Ты покажешь? А то сами так и будут таскать по дому. Дядь Жень, мы в подвал…

— Идите… Игорёк, ты вперед давай, дорогу показывай. А ты… звать тебя как?

— Данила, — потухшим голосом произнёс Мелецкий.

— Не важно. Приглянь, чтоб чего не отвалилось.

— А ведьмак, это как ведьма?

— Вроде того… но не совсем. он вообще с нежитью всякою сражается. Сражался бы. Раньше. Ну, когда нежити было много. А теперь нежити серьёзной и не осталось. Повывели всю ещё до него. И сражаться не с кем. Вот его с тоски и крючит. Потому ба с собой и взяла, чтоб приглядывать. Он бы дома вообще спился… а тут, глядишь, новое всё… неизведанное.

Особенно подвал.

В него Ульяна, честно говоря, не любила спускаться. И картошка лежала у самой лестницы. Ещё с прошлого года, кстати, лежала, когда Ульяна её прикупила по случаю и в каком-то совершенно ненормальном количестве. Рассчитывала, что всю зиму питаться будет.

И питалась.

Зиму. Весну. Лето тоже… кредит как раз рефинансировали, с работой не особо получалось. В общем, картошка в подвале — это не просто так, а стратегический запас. Главное, и сорт попался на диво удачный. Не пошёл к весне белесыми червяками проростков, даже вон в середине лета крупная, крепкая, прям как вчера в подвал попавшая. И осталось ещё пять мешков и одна горка. Пусть и занимали мешки лишь малую часть просторного подвала, но всё же стало несколько неудобно.

— О, лестница в кои веки нормальная, — дядя Женя ступил осторожно и гроб держал с прежнею лёгкостью. Было вообще не похоже, чтобы он притомился. — А то обычно… как в мышиную нору…

— Я держу! — двери Ляля прижала к стене.

— Вы пока, может, к стеночке прислоните? — предложила Ульяна. — Потом осмотримся, решим… с картошкой надо ещё что-то придумать.

— С картошкой, детонька, не думать надо, — гроб дядя Женя, как и было сказано, поставил у стены. — Картошку есть надо.

И руки отряхнул.

— Ничего себе! — Мелецкий тоже в подвал спустился. И у дверей постоял. И по стене похлопал. — Тараканова, да у тебя не подвал, а цельный бункер!

— Хорошая изоляция, — согласился Игорёк, снимая очки. — Только света мало.

— Так лампы я выкрутила. Чтоб расход был поменьше. Тут счета такие, что… — Ульяна махнула рукой. Не объяснять же, что за задолженность по электричеству это самое электричество и отобрать могут. С Петра Васильевича вполне станется отключить. — Тут когда-то столы стояли, бильярдные. Дальше — бар был. И комнаты для отдыха. Ещё кинотеатр имелся. Но я, как переехала, так просто заперла.

— Смотрим⁈ — кажется, перспектива обследования подвала привела Лялю в восторг.

— Туда действительно давно никто не заходил. И я не убиралась.

Не признаваться же, что гостей не ждала. И вообще, нормальные гости в хозяйские подвалы гробы не затаскивают.

— Погодьте, — дядя Женя вытер ладони о растянутые штаны, а потом эти же штаны подтянул. — Я сперва…

— А мне и тут неплохо. Вон, поставим куда в уголок и мешать не будет, — Игорек почесал переносицу. — Надо будет только… убраться…

Ульяна мысленно застонала. Просторный подвал, наверное, дело хорошее, если в нём хранить чего-нибудь. Те же гробы, к примеру. Или вот… ну, картошку, капусту. Да хоть бильярдные столы, которые маменька вместе с мебелью ещё когда вывезла и продала. Но вот убираться… мести.

Мыть.

И тут заскрипела дверь. Звук был низким долгим и протяжным. Прям до костей пробирающим. И захотелось попятиться, потому что повеяло из-за этой двери чем-то таким…

Таким…

Недобрым.

— Назад, — Мелецкий скатился со ступенек, чтобы дёрнуть Ульяну и за спину убрать. — Не знаю, что там, но надо уходить…

Раздался громкий хлопок.

Там, наверху.

А потом скрежет.

— Мамочки… — произнесла Ляля, неуверенно. — А нас заперло.

Так, спокойно.

Заперло. Как заперло, так и отопрёт. Бабушка вон хватится. Или Никитка устанет от уборки бегать. И вообще… дверь эта, пусть и железная, но ведь Мелецкий — маг. А дядя Женя одной рукой гроб поднять способный. Управятся.

И…

Что-то ухнуло. И завыло. Так, тяжко, с надрывом… вой этот пробирался под кожу, и сразу захотелось плакать. Вот горько-горько. Или смеяться.

Или и плакать, и смеяться.

А ещё бежать.

Далеко-далеко. И спрятаться. Точно. Спрятаться и…

Вой сменился утробным рыком, а следом пришло осознание, что не выйдет у Ульяны. Некуда бежать. И тогда…

— Нежить, — Ляля радостно подпрыгнула. — У вас тут нежить! Всамделишняя!

Точно.

Сплошная нежить. С самого рождения… и дальше только хуже. Демон, проклятье… матушка-ведьма… зачем Ульяне мучиться?

— Ах ты… — раздался сипловатый голос дяди Жени. — Ишь… разошлась, паскудина.

— Улька, ты чего?

— Н-не знаю… — Ульяна всхлипнула, чувствуя, как по щекам побежали дорожки слёз. — Жизнь-боль…

— Тараканова? — Данила обернулся. — Тараканова… ты это… не того.

— Н-не того… н-не этого… — Ульяна сползла на мешок картошки, которая вдруг показалась до крайности твёрдою. Вот будто камень, а не картошка. И это тоже огорчило, прям до глубины души. Что это за существование, когда даже картошка не правильная? — Я ничего-о-о…

— У-у-у, — донеслось из-за двери прежалобное. — А-у.

— У-а… — вырвалось у Ульяны и тотчас печально хлюпнуло в носу.

— Тараканова!

А вот трясти её не надо. Если жизнь — боль, то зачем ещё добавлять?

— На меня смотри!

Смотрит.

Не интересно. Она эту вот физию видела. Нет, физия, конечно, симпатичная. И даже уши оттопыренные не слишком общее впечатление портят. Но…

— Это её нежить морочит, — заявила Лялька. — Ты держи покрепче, а то под мороком человек за себя не отвечает.

Правильно. Ульяна и не хочет отвечать. Ни за себя, ни в