Прорвемся, опера! Книга 4 - Никита Киров

— Да мы уж приехали. Здесь же, Пашка?

— Угу.

Захватили мы с собой Сан Саныча, а у рыжей девушки я на время взял шарф, который был на ней во время нападения, пообещав непременно его отдать. Шарф лежал в пакете, который я нёс в правой руке, а левой придерживал сумку с автоматом, чтобы не колотила по бедру. А поводок с собакой взял Устинов, Сан Саныч его вполне слушался.

— Ух, щас мы с Саньком всех маньяков найдём, — Василий Иваныч погладил собаку и пожал лапу. — Всех-всех маньячелл арестуем.

— За тем магазином, — я показал направление. — Про него она говорила. Срезала дорогу через те постройки, и напали на неё там.

Когда-то, всего пару лет назад, здесь собирались строить жилые дома, но успели только поставить коробку с три этажа. Потом стройка заглохла, когда владельца строительной фирмы расстреляли в сауне, а его зама закрыли за мошенничество.

И в итоге почти в центре города остался большой пустырь с недостроенным домом, через который люди часто срезали дорогу, чтобы не обходить за тридевять земель. А домину здесь хотели отгрохать высокую, скорее всего, планировали целый комплекс. В итоге осталась только заброшка, где ютились бомжи и наркоманы, и магазин, размещавшийся в длинном здании из белого кирпича. Вернее, это было два магазина, у него два входа, с одной стороны хозяйственный, с другой — продуктовый, но владелец у них один.

Мы зашли в оба, поспрашивали продавщиц, но никто ничего подозрительного не видел и не слышал. Они уже и внимания не обращают на крики и беготню, район неспокойный, хозяин магазина даже развозит их вечером по домам, чтобы не идти по улице.

Не узнав ничего стоящего, мы пошли на саму стройку.

— Саня, — я достал шарф. — Нюхай… Нюхай. Молодец, хороший пёс… Ищи!

Пёс жадно уткнулся носом в мохеровый вязаный шарфик розового цвета, пахнущий духами, и нюхал долго и шумно. Потом немного походил вокруг и гавкнул, смотря на меня — мол, ничего нет.

— Попробуем там, — я показал на арку, ведущую во двор недостроенного дома.

Вот экономят три минуты времени, чтобы срезать путь там, куда я, подготовленный мент в бронежилете и с оружием на руках, без важного повода бы и не сунулся. Тут чего только не было под аркой: валялись бутылки и обрывки газет, блестело битое стекло, щерились иглами шприцы, поэтому собаку я вёл аккуратно, чтобы Сан Саныч не поранился. А Устинов подумал-подумал и прошёл дальше, внимательно глядя по сторонам. Тоже взял след.

— Пашка! — крикнул он откуда-то впереди. — Она в какой обувке была? Помнишь?

— Сапоги такие женские с каблуком, из замши! — почти не думая выдал я. — Примерно тридцать шестой размер.

Вот же ментовская привычка, я, даже не осознавая этого, списал приметы потерпевшей и запомнил. Давно это за собой заметил, уже лет через десять после службы в органах.

— Хорошая память, — одобрительно сказал Устинов, выглядывая из-за угла, и показал мне большой палец. — Прямо как у опера со стажем. Не знай я тебя, подумал бы, что ты лет двадцать работаешь, ёклмн.

— Знаешь, Василий Иваныч, — я прошёл чуть дальше, продолжая тянуть поводок, чтобы Саныч ничего здесь не подобрал, — я вот редко специально обращаю внимания, какой у человека цвет глаз, но прекрасно его запоминаю. Спроси — не ошибусь, сразу картинка в памяти всплывает. Вернее, не картинка, а будто сразу протокол писал, с приметами.

— Ха, поверю на слово… ты лучше девкам это говори, а то они порой обижаются, если не помнишь. Да чё-то ту девочку вспоминаю, — он поманил меня к себе. — Которая проститутка была, задушенная. Я вот таких глаз почти никогда не видел, прям чтоб изумрудные были. Обычно же оттенки, или освещение так падает, что кажется, будто зелёный, а на деле другой. А такой яркий цвет встречается редко. Два процента, умники говорят.

— Занимался вопросом? — я подошёл к нему.

— Да как-то приходилось искать злодея, — он начал шарить по карманам, — и из примет только цвет глаз был, вот и крутился, общался со знающими людьми. И ещё, помню, в советское время такая неприятная история была… вот, смотри! Вот чё я заметил.

— Ну, кто-то нагадил, — я мельком глянул туда и подтянул поводок к себе, а то я знаю этих собак, так и норовят съесть что-нибудь подобное.

— Кто-то нагадил, — Устинов выпрямился, — а кто-то потом наступил, хе! Весна покажет, кто где срал, как на радио говорили, ха! Но я к чему… вот молодая красивая девушка в модных замшевых сапожках…

— Под ноги смотреть будет, — я кивнул.

— Вот! — он одобрительно кивнул. — И надо знать, что у женщин зрительное внимание рассредоточенное, а у мужиков — сфокусированное. Мужикам надо в одну точку смотреть, чтобы увидеть, а всё, что в стороне, он даже не заметит. А вот женщина сразу любую мелочь приметит, едва на глаза попадёт. Так что это мы можем вляпаться случайно, а женщина — никогда, особенно в такой обуви.

— Понял, про что ты. Убегала в панике, наступила, значит, где-то здесь он на неё и напал. Саня, — я снова сунул ему шарф. — Ищи!

Пёс на этот раз взял след быстро и повёл нас через снег. Под ногами хрустели камни и битый кирпич, потом пошли какие-то ржавые консервные банки и куски шифера. Я придержал собаку, чтобы не наступил, а потом, у остова брошенного кем-то запорожца, Сан Саныч гавкнул и начал рыть снег лапами.

Я поправил перчатки, чтобы не морозить пальцы, и сам достал вещичку из снега. Ага, вот кусок проволоки и кусок пряжи, едва заметные волокна прилипли, того же цвета, что и шарф. Потянул за проволоку… нет, не за проволоку, за струну. Струна лопнула, оплётка расплелась, а к одному концу привязано большое кольцо. Ага, предусмотрительный маньяк не хотел травмировать себе руки, колечко примастрячил.

Вторую половину мы не нашли, но даже и половинки хватит. Скорее всего, маньяк забрал половинку, что в руках осталась, а вот эту — потерял. Ну, нам же лучше.

— Странное дело, — я убрал струну в пакет. — Если подумать.

— Чё такое, Пашка? — отозвался Устинов.