Эфиоп, или Последний из КГБ - Борис Гедальевич Штерн

забыли вписать в свой Великий лозунг своей Великой революции, хотя в черновике это слово было. Как видно, в начале французской революции Ж.-Ж. Руссо в страшной спешке успел написать три слова (и каких! Это вам не тухлые «мир, труд, май»):

СВОБОДА, БРАТСТВО, РАВЕНСТВО И…

Но последнее, четвертое, написать не успел: уже обмакнул кисть в белую краску, по стоявшие над душой нетерпеливые граждане бабефы, лаптопы и Робеспьеры схватили недописанный лозунг и потащили па улицу. С Великими Словами, как сказал один офирский Pohouyam, спешить не следует — иначе пойдут гулять по улицам в незаконченном виде, а потом объясняй на каждом углу, «что ты хотел сказать». С четвертым словом революционный лозунг приобрел бы понятный и всеобъемлющий смысл развития человеческих отношений — недоставало последнего слова, и улица-дура, чувствуя его нехватку, дописала сама:

 …ИЛИ СМЕРТЬ!

СВОБОДА, БРАТСТВО, РАВЕНСТВО ИЛИ СМЕРТЬ!

Но нет, не угадала улица; а вот аристократические записные шутники, когда их везли на эту самую ИЛИ СМЕРТЬ, кричали с повозки:

СВОБОДА, БРАТСТВО, РАВЕНСТВО И БЛЯДСТВО!

И были ближе к истине.

Император Наполеон I тоже чувствовал недостачу последнего слова и тоже приписал отсебятину:

…И СОБСТВЕННОСТЬ!

И тоже угодил пальцем в небо. Вот последнее слово:

…ЛЯМУР!

Вот подлинный лозунг истинного сексуалъ-демократа:

СВОБОДА, БРАТСТВО, РАВЕНСТВО И ЛЮБОВЬ!

…И ЛЮБОВЬ!

Проблеме «любви» посвящен весь несгораемый архивный шкаф КГБ. Перелистывая «Дело», легко сообразить, что и ротмистр Нуразбеков, и полковник Акимушкин, и чекист Гробшильд-Гробштейн (все тот же вечный следователь Нуразбеков, но в другой реальности), и военный преступник капитан Изнуреску (как видно по почерку — он же), и бериевский любимчик комиссар Мыловаров — все они могли стать Пржевальскими и открыть купидона, если бы сразу соотнесли доносы тайных агентов с нравами вольнолюбивых и жизнерадостных жителей Южно-Российска — этого южного Гуляйграда. «Дело» могло быть закрыто в две-три недели и никак не позднее Нового года. И, значит, план по раскрытию подпольных борделей и запрещенных партий мог быть в Российской империи перевыполнен, а купидон был бы обнаружен во благо человечества на девяносто лет раньше. Каждый из сыщиков, если бы сильно захотел, мог бы войти в анналы зоологии, но дело в том, что каждый (каждый!) из них так или иначе пользовался услугами веселого заведения мадам Кустодиевой и так или иначе лоббировал ей и игнорировал это «Дело».

Сейчас, задним числом, понятно, что не следовало пускать полицейских ищеек по следу «двух грузчиков очень крепкого телосложения». Миф о какой-то р-революционности южнороссийских грузчиков и биндюжников распускали сами грузчики и биндюжники — чтобы их боялись и больше платили. Эти вполне аполитичные орангутаны придерживались тредюнионской экономической стратегии, они, конечно, занимались контрабандой — но, безусловно, контрабандой не подпольных гамбургских типографий, а французских фильдеперсовых рейтуз и модных тогда американских литых презервативов из бразильского каучука. Генералу Акимушкину следовало послать грузчиков к черту и предположить самое простое: быстрее кого бы то ни было издать прокламацию с подробным художественным описанием потасовки в веселом заведении могут только САМИ УЧАСТНИКИ ЭТОЙ ПОТАСОВКИ!

Маху дал генерал Акимушкин. Следовало предположить, что десять пудов железа могут таскать по городу не только два южно-российских грузчика крепкого телосложения, но и ОДИН чертовски сильный человек. А именно: Сашко Гайдамака, чемпион Средиземноморья по французской борьбе и самое активное действующее лицо первой прокламации. Вот уж кто мог так мог (на пари в 25 тысяч рублей) ухватить под боки два чемодана с «Суперсекстиумом» и пробежать с ними из Южно-Российска в Санкт-Петербург, останавливаясь в придорожных трактирах лишь для того, чтобы сменить стоптанные сапоги и принять допинг в виде бутылки водки и соленого огурца с кашей.

Сыщикам надо было перелистать подшивку вездесущего «Южно-российского вестника» и выписать летний спортивный маршрут Сашка Гайдамаки по циркам Средиземноморских городов, что и сделал вечный следователь Нуразбеков:

Лиссабон — Барселона — Марсель — Тулон — Монако — Генуя — Неаполь — Палермо — Вена — Гамбург — Мальта — Афины — Стамбул — Констанца — Южно-Российск

Потом он перечитал донесение агента Родригеса, бляха 3682, который еще весной подслушал у открытого окна веселого заведения разговор Сашка Гайдамаки с хозяйкой «Амурских воли» вдовой купца 1-й гильдии Кустодиевой. Гайдамака горячим шепотом что-то просил у вдовы:

— Дай мне… (Родригес не расслышал — что именно.) Купчиха Кустодиева отвечала: — Езжай туда… (Дворник не расслышал — куда.) …привези мне… (Не расслышал — что.) тогда и получишь то".

Нуразбеков пытался представить, что именно просил чемпион Средиземноморья Сашко Гайдамака, терпеть не могший революционно-озабоченных курсисток, у вдовушки Элеоноры Кустодиевой. Что может просить влюбленный шкаф у прекрасного буфета?

Что же она ему отвечала? «Езжай туда… привези мне… тогда и получишь то». То есть, ставила какое-то предварительное условие: прежде чем получить «ЭТО САМОЕ», Гайдамака должен был привезти своей возлюбленной «ЧТО-ТО ЭТАКОЕ».

«Что именно? — спросил себя майор Нуразбеков. — Французские фильдеперсовые рейтузы, как тогда назывались колготки? Всего лишь?»

Странно. Почему он, Нуразбеков, ротмистр в той реальности, не снял трубку вертушки, не соединился с морской пограничной таможней, не изучил Гайдамакину декларацию (вот же она, в «Деле»!) и не вызвал его в охранку? Предложил бы стул, папиросу, здоровье, успехи, то-се, и между делом поинтересовался бы:

— А что вы, милостивый государь, привезли из загранпутешествия? Шесть пар португальских сапог хромовых 48-го размера? Зачем столько? Ноги потеют, подметки летят? Так ведь гамбургские сапоги не в пример мягче. Верно, верно, север Европы в этом году вы не изволили посетить, гамбургский пересчет у борцов состоится в следующем сезоне. Гм, гм… А три испанских корсета из китового уса в подарок мадам Кустодиевой — привезли?.. Ну почему же «нельзя»! Для мадам Кустодиевой всегда можно. А трехведерный флакон французской «Шанели» и деревянный ящик фильдеперсовых рейтуз — для кого так много? Ах, для девиц ее благородного заведения! Верим, что за собственные кровные рубли куплены, верим. А хоть бы и за казенные. Вам — можно. А белый итальянский рояль — тоже для заведения? По заказу музыкальных фабрикантов Мыколы Бавдуренка и Семэна Шафаревича? Но зачем вы этот рояль вместе с фабрикантами со второго этажа уронили? Из-за девиц поссорились? Нехорошо-с".

И как бы между прочим: "А гамбургскую подпольную типографию «Суперсекстиум-666» кому изволили доставить? Ведь вы же в Гамбурге были, вас там южно-российские репортеры репортировали!"

И все. На этом «Дело» и завершилось бы.