Ленька-активист - Виктор Коллингвуд

буквально через несколько секунд. Один бандит был убит, двое других — ранены, крепко связаны и обезоружены. У нас тоже был один раненый — Бирюзову сильно порезали плечо, кровь текла ручьем, но, к счастью, рана оказалась не смертельной. Мы тут же перевязали его, как могли, оторвав от рубахи Жоги чистый кусок ткани.

Притащили лом. Петр Остапенко дрожащими от волнения руками вскрыл один из ящиков. И мы все замерли, не веря своим глазам. Там, тускло поблескивая в неверном свете наших фонарей, лежали они — похищенные ценности: массивные серебряные оклады с икон, золотые кресты, тяжелые, чеканные чаши для причастия, украшенные драгоценными камнями, какие-то часы, серебряные вилки и ложки…

— Нашли! Нашли, товарищи! — закричал кто-то из комсомольцев, и в его голосе была такая неподдельная, мальчишеская радость, что у меня у самого навернулись на глаза слезы. — Мы их нашли! Вернули народу!

Всеобщий восторг, охвативший нас в ту минуту, трудно передать словами. Мы обнимались, смеялись, хлопали друг друга по плечам, забыв и о недавней опасности, и о холоде, и об усталости. Это была наша общая победа! Мы не только помогли милиции обезвредить опасную банду, но и вернули государству, народу, огромные ценности, которые могли бы пойти на закупку хлеба для голодающих, на спасение тысяч жизней.

Так, в бою, в настоящем, опасном деле, я еще ближе познакомился с местными каменскими комсомольцами. Это были настоящие ребята — смелые, решительные, беззаветно преданные делу революции, готовые, не задумываясь, отдать свою жизнь за правое дело. И я понял, что с такими товарищами можно идти и в огонь, и в воду, можно свернуть любые горы. А наш «пионерский отряд» получил свое первое, настоящее боевое крещение. И это, я чувствовал, было только начало.

Когда, привлеченные звуками выстрелов, на заводе показались милиционеры и люди из ревкома, все уже было кончено. Они только ахнули от удивления и восхищения, увидев результат нашей ночной «операции»: убитого бандита, двух связанных пленников и ящики, складированные в глубине пакгауза. Затем обнаружили и три дрезины стоявшие на маневровом пути за складом.

Склад тщательно обыскали. Нашли пулемет Льюиса, несколько винтовок и револьверов. Выжившего бандита допросили, через него взяли еще несколько человек. Оказалось, у них был информатор на железной дороге. Всех бандитов схватить не удалось, но большая часть после серии облав вскоре оказалась в ЧК.

А атаман Чеглок тоже получил свое. Через месяц его заманили в засаду, и, раненный, он достался ребятам из ЧОН.

* * *

Весна 1921 года принесла две сногсшибательные новости. Во-первых, вспыхнул Кронштадтский мятеж. Балтийские матросы, «краса и гордость русской революции», как называл их Троцкий, вдруг организовали Временный революционный комитет и, захватив город и корабли, через их мощные радиостанции передали в эфир резолюцию матросского митинга о немедленных перевыборах Советов и просьбу о помощи. Руководителем мятежа был объявлен царский генерал Козловский. По партийной линии велено было объявить мятеж «черносотенно-эсеровским», но вопрос о том, каким образом балтийские матросы вдруг качнулись в сторону черносотенцев и эсеров, был совершенно непонятен. Более того, полевые части Красной Армии категорически отказывались атаковать матросов. Дошло до того, что пришлось отправить на лед Финского Залива часть делегатов X съезда РКПб. В общем, что-то гнило в королевстве Датском.

Вторым, не менее шокирующим событием, стал результат этого самого X съезда. Он провозгласил «новую экономическую политику», суть которой заключалась в допущении некоторых элементов рыночных отношений. Декретом ВЦИК от 21 марта 1921 года, принятым на основании решений X съезда РКП (б), продразвёрстка была отменена и заменена натуральным продналогом, который был примерно вдвое ниже.

Поначалу у нас никто ничего не понял, но настроения среди комсомольского и партийного актива были прескверные.

— Ну как это так? — недоумевал Петр Остапенко. — Только-только победили, всю контру разогнали, такие дела делали — и вот, здрасьте! Какой же это коммунизм? Куркули теперь нам в лицо смеяться будут!

— Ну, ты вот сам подумай, Петр, — пытался объяснить ему я, — вот живут эти селяне, пашут, сеют, и уже который год у них забирают вообще все. Те недоумевают: «Вроде Советская власть у нас. Вроде землю дали. А хлеб весь отбирают. В 18 году отняли. Объяснили — вот, германцы, Краснов, чехословаки, Петлюра, Скоропадский, социалистическое отечество в опасности. Ладно. В 19 году — опять отняли. Сказали 'Колчак, Деникин, Юденич, отечество в опасности». Ладно. Пришел 20 год: снова все отнимают! Говорят: «белополяки, Врангель, отечество в опасности». Так отдавать-то уже нечего — неурожай! А теперь что? Всех разбили. Если снова устраивать продразверстку, это будет просто плевок в лицо всем крестьянам. Они облегчения ждут. Слышали, в Тамбовской-то губернии что творится? Во-от! Пролетариат должен с крестьянством дружить, это же не буржуи!

— Это мелкобуржуазный элемент! — недовольно заявил Бирюзов.

— Да. Но это — большинство населения страны. Не расстреливать же их за то, что они заражены частнособственнической психологией?

Самого меня НЭП, конечно же, не застал врасплох. То, что военный коммунизм не работал, было понятно давно. Что сказать: даже наша «пионерская коммуна» всю зиму выживала во многом за счет того, что мы потихоньку торговали сушеным кипреем и разными железками с завода. Но я не решался писать про это Сталину: предложение вернуться, по сути, к капитализму было бы настолько смелым поступком, что в коммунистической среде на него мог решиться только такой признанный лидер партии и авторитет, как товарищ Ленин. Если бы я написал об этом, меня бы записали в оппортунисты и пораженцы. А вот у Ленина прокатило.

Но теперь, когда джинн был выпущен из бутылки, можно было уже высказать свое мнение на злобу дня. И я снова сел за перо. Бумагой, правда, служила серая обертка, а чернилами — сок ягод бузины. Ну да ладно. Будет и на нашей улице праздник.

'Дорогой товарищ Сталин.

Новая экономическая политика, провозглашенная решениями 10-го Съезда РКПб, создают нам как новые возможности, так и дополнительные опасности. Прежде всего, развитие НЭП немыслимо без организации товарообмена, в том числе и на низовом уровне. Централизованный товарообмен не сможет отразить всех чаяний и интересов селян и самых разнообразных слоев населения нашей огромной страны. Прошу в возможно кратчайшие сроки поставить вопрос о разрешении рыночной торговли хотя бы собственноручно изготовленным товаром и самолично выращенными продуктами. Конечно, при этом возможна в той или иной форме ползучая реставрация капитализма. Но рабочий класс способен дать на это свой ответ. Предлагаю, товарищ Сталин, бросить в комсомольские и партийные массы клич: «Все