КОМ-9 (Казачий Особый Механизированный, часть 9) - Ольга Войлошникова

— Вот, — Фридрих, по-моему, кивнул каким-то своим мыслям. — Там снег, тут жара. В Иркутск тоже холод?

— Не как на севере, конечно! У нас, знаешь ли, то подтает, то замёрзнет.

— А у нас уже есть тепло, — он отрешённо смотрел в окно, за которым уплывала вниз Индийская земля. — Все хотеть радоваться. Большой праздник. Фестиваль дерефья. Яблок в цвету…

— Ага. Яблоки, значит. В цвету. Очень поэтично, — пробормотал я.

Так-так-так… Всё указывает на то, что нашего гениального логиста начала подъедать тоска по родине. Надо ли мне, чтобы он впадал в уныние? Отнюдь!

— Слушай, Фридрих, а не хочешь ли ты со мной прокатиться в Германию?

Он отлепился от созерцания иллюминатора и уставился на меня с немым вопросом.

— А то, видишь ли, замок-то мне выдали, а что там — я так и не ознакомился. Надо сгонять хоть, глянуть. Ну и заодно, может, с роднёй повстречаешься.

Фридрих неожиданно вскочил и, как положено долговязому, треснулся макушкой о боковую полочку, которая шла над нашими головами. Охнул, присел, потирая ушиб:

— Я есть с большой удофольствие, Илья Алексеевич!

— И есть тоже будем, — чуток подколол его я. — Говорят, там у вас колбаски отменные готовят, а к ним пиво вкусное варят. Ну как, летим?

— Яволь! Летим!

— Только малость подождать надо. До Пасхальных каникул три недели, а там можно «Пулю» взять и рвануть.

15. С КОРАБЛЯ НА БАЛ

НАХ ФАТЕРЛЯНД!

Не думал, что вечно спокойный, как удав, Фридрих впадёт от моего предложения в столь сильную ажитацию. Германский принц беспрерывно подпрыгивал в кресле, рассказывал, какой у них в либер фатерлянд происходит замечательный фестиваль деревьев (да-да, тот, где «яблок в цвету»), оживлённо жестикулировал и даже пару раз смеялся. Дело дошло до того, что Фридрих попытался пересказать мне пару жизненных анекдотов с этих их весенних фестивалей, но в силу того, что он слабовато владел русским, а я — ещё хуже немецким, эффект получился столь чудовищным, что я волевым решением остановил сей поток восторгов:

— Ладно-ладно, вот приедем в Иркутск, Хаген поможет перевести все твои побасенки. А пока давай-ка, друг любезный, отдохнём, — и глаза закрыл, будто сплю. Иначе остановить его не получалось никак.

Фридрих посидел немного, потом аккуратно протиснулся мимо меня и пошёл якобы в туалет. Стальные планки впереди стоящего сиденья обеспечивали почти зеркальное отражение, в него-то я и наблюдал. Немногие пассажиры, вылетевшие одним с нами рейсом, уже придремали. Принц прошёл по проходу, но не нашёл никого, с кем бы поговорить. И тут из подсобного помещения высунулся матрос. Спросил:

— Не надо ли чего, ваше благородие? Может, водички? Чаю можем налить.

Фридрих тут же радостно вцепился в матроса и начал приседать ему на уши. Между тем появился и чай, даже с лимоном. И ещё два матроса, привлечённые разговором. К моему изумлению, все трое с интересом слушали Фридриховы байки и даже весело смеялись, когда наступала развязка. Этак они всех пассажиров перебудят!

Я поднялся и тоже подошёл к компании.

— А что, братцы, не найдётся ли в вашем буфете по стопочке коньячку ради хорошего случая?

— Как не найтись? Найдётся, ваш-высок-бродь!

Один из матросов нырнул в подсобку и выскочил уже с двумя рюмками на подносике. Фридрих хотел было и матросов привлечь к отмечанию, но те, покосившись на кабину пилотов, отказались наотрез:

— Звиняйте, ваш-бродь, не положено.

Мы с Фридрихом тяпнули по стопке, закусили какими-то конфетками.

— Ну всё, иди, мой друг, — отправил я его на место, — не мешай людям службу нести. Дисциплина страдает!

— О! Я-я! — Фридрих вытянулся, затыкал пальцем в потолок: — Орднунг унд дисциплин! Натюрлихь! — и прошествовал на своё место. А я спросил матросов:

— А вы, братцы, где так ловко выучились по-немецки шпрехать?

— Эва вы хватили, ваш-высок-бродь! — усмехнулся стюард. — Отродясь по-немецки не понимал!

Двое остальных согласно замотали головами:

— Чес-слово, ни бельмес!

— Так вы же смеялись⁈ — удивился я.

— Смеялись, — согласились они. — Так видать же, что человек радуется. Он смеётся — ну и мы посмеялись заодно.

Поразившись этакой житейской мудрости, я тоже прошёл на своё место и незаметно задремал.

ВОТ ЭТО НАГЛОСТЬ!

Дома без Ивана с Машей сразу стало как-то пустовато. Привыкли мы к ним. Да и Аркашка заскучал без своего младшего дружка.

Маман прижимала руки к щекам и всё вздыхала:

— Господи, хоть бы всё хорошо закончилось… Господи…

А Петя… Дождавшись, пока счастливый Фридрих всем объявит о скорой поездке в фатерлянд и помчится к Марте, чтобы ей тоже рассказать (а она уж потом чтоб мужу), Петя сделал серьёзный вид и позвал меня в выделенную ему под кабинет комнату:

— Пошли-ка, важный разговор есть, тебя касательный.

— Неужто опять кто-то, мною посланный, пошёл по адресу и нашёл там своё счастие? — пошутил было я, идя следом за ним, но Петя был не весел:

— Хуже! На, ознакомься, — он предъявил мне целую папку бумаг.

— Так это прямо рассиживаться придётся, — усмехнулся я, ногой выдвигая стул из-под стола. Сел. Углубился в чтение. И через некоторое время мне стало совершенно не смешно: — Это что ж такое получается? Это целая банда, прикрываясь моим именем, с людей деньгу́стрясает?

— И немалую, — мрачно кивнул Петя. — Доказательств уже достаточно, чтобы взять их разом, тёпленьких. Боюсь я только, что у них последователи найдутся. Кусок жирный. Халявные деньги безо всяких усилий.

Я откинулся на спинку стула, с поднимающейся из груди яростью глядя на злосчастные бумажки.

— А девчонки наши где?

— В училище, где ж им быть?

Я побарабанил по столешнице:

— А давай-ка навестим этих предприимчивых господ?

Петя сразу повеселел:

— Серго берём?

— А он сдюжит? Стопы-то половины ещё нет.

— Если мы его не возьмём, он нам головы откусит! — воскликнул Петя, подумал и исправился: — Или ноги. Чтоб быть с нами в равных условиях.

— Значит, берём Серго. А он где?

— Ну где — тоже в училище. Вы так-то совсем немного разминулись.

— Тогда придётся и Хагена брать!

— А что тебя смущает? Отличный боец. Дерётся, стреляет…

— Смущает, что если кто-то шарахнет заклинанием по площадям, от Хагена только лепёшка станется!

—