Троллейбус без номеров - Александра Чацкая

Дело в том, что когда ты просыпаешься, ты все еще немного дезориентирован. В голове витают отрывки сна, из которого тебя только что выдернули, кровать кажется такой теплой, мягкой и зовущей ко сну, а Роберт Плант все надрывается и надрывается. Ну, или Оззи Осборн. Или Роб Хэлфорд. Смотря, что ты поставил на будильник.

В полусне, тихо, как мышь, чтобы, не дай бог, мать не проснулась и опять не начала читать ей нотации, Саша поднялась с кровати и отправилась завтракать. Со сна ничего не лезло в горло, только дико подташнивало, желудок пел серенады, а руки тряслись от недосыпа. Саша села давиться бутербродом и пустым чаем и, простонав от негодования, невольно принялась слушать чертово радио.

Мать никогда не выключала радио, с того момента, как его принесли в дом в этой идиотской розовой коробке. С самого начала она с улыбкой протерла его, поставила на подоконник и нажала кнопку. С той поры радио всегда играло. Не важно, что, песни ли, обсуждение политической ситуации в России, может быть, даже курс доллара и евро – матери все это было не важно, лишь бы теплый голос ведущего был рядом.

– Доброе утро на радио «Крот»! Сегодня пятнадцатое сентября, шесть часов утра по московскому времени, и мы обсуждаем утренние новости, с вами я, Сергей Анисов…

Саша устало застонала. Она ненавидела этот голос, что лился из металлической коробки, ненавидела, ведь, когда с утра по голове словно без остановки бьют отбойным молотком, сложно воспринимать хоть чьи-то слова.

– Популярный в узких кругах российский художник Владлен Комиссаров был сегодня госпитализирован в психиатрическую больницу с острым приступом шизофрении. Да, ну и дела творятся! Напомню, Комиссаров считал себя первооткрывателем метамодерна в России и назывался «художником-метамодернистом». О ситуации с Комисаровым мы поговорим с известным психиатром Леопольдом Качинским. Леопольд, что вы думаете о данной ситуации?

– Что ж, с Владленом Игоревичем я лично знаком не был, но наслышан о его картинах. Очень много ярких цветов, преимущественно психоделика и невероятная экспрессия. Очень жаль, что так произошло. Очень жаль.

– А что вы скажете по поводу его выходки восемнадцатого марта? Вы считаете, это был адекватный поступок, или в нем уже говорила просыпающаяся постепенно болезнь?

– Простите, не слежу за новостями искусства. Ах, да, припоминаю. Когда он устроил перформанс смерти и вскрывал вены на глазах у тысячи зрителей? Вполне возможно. Желание каким-либо образом вредить себе уже намекает на наличие психического заболевания, ведь в человеке природой заложен инстинкт самосохранения, как и у любого животного. И если стремление к самоповреждению или, еще хуже, к суициду настолько велико, что перебарывает этот инстинкт, то… то… в общем-то, вы поняли, что я имею в виду.

– Спасибо, Леопольд Андреевич. Что вы думаете по поводу диагноза Комиссарова?

– Как известно, шизофрения не приходит резко. Главные симптомы постепенно возникающей шизофрении – это, во-первых, отторжение от социума, во-вторых, пренебрежение простейшими гигиеническими процедурами, например, принятия душа или чистки зубов. Ну, и галлюцинации конечно. Вполне возможно, что Владлен Игоревич слышал голоса, которые говорили ему что-либо. Понимаете, я считаю, что, начиная с двадцатого века, нормальных психически творческих людей просто не существует. Тот же Ван Гог, который отрезал себе ухо – разве это психически нормально? Все эти самопровозглашенные гении, все эти новые Ван Гоги и Рембрандты, все они… да-да, таких изолировать надо и лечить принудительно. Я считаю, что психические заболевания необходимо искоренять в зародыше, чтобы не случилось никаких… м-м… инцидентов.

– То есть, Леопольд Андреевич, я правильно вас понимаю, что вы объявляете сейчас сумасшедшими всех творческих людей?

– И да, и нет. Я не считаю умение и желание рисовать психическим отклонением, ведь, в конце концов, стремление творить заложено у каждого человека. Я имею в виду их идеи. Ведь сейчас такое время, что каждый мнит себя гением, а для этого необходимо придумать что-то новое. А так как нового уже не придумаешь за столько лет исторического развития человечества, что индивид в попытках выставить что-либо неординарное, извините за выражение, едет крышей. Возможно, сейчас это прозвучит грубо, но я бы порекомендовал родителям следить за творчеством своих детей и, как только в их рисунках появляется что-то безумное или депрессивное – что сейчас рисуют дети? Каких-то сказочных героев? В любом случае – тут же руки в ноги и вперед, к психологу. Это может быть симптом чего-либо опасного.

– Что вы можете сказать конкретно по Коммисарову?

– А что я могу сказать? Понимаете, я человек старой закалки, выросший на классическом искусстве, и вот эти все модерны, постмодерны, мне это чуждо, понимаете? Я считаю, что перед тем, чтобы объявлять себя художником, необходимо научиться рисовать.

– Леопольд Андреевич…

– Я не закончил. Все эти ваши модернисты, метамодернисты и так далее не в состоянии изобразить даже нормальное человеческое лицо с человеческими пропорциями, куда им? Малюют какую-то ерунду и называют ее искусством.

– А как же психоделика?

– Мы с дочерью недавно ходили на одну из выставок Коммисарова – еще до происшествия восемнадцатого марта, как вы сами понимаете – и ей очень понравилось. Мне, в принципе, тоже, как я и говорил, очень, очень красивые цвета, резкие линии, да, но я не считаю это искусством. Мой внук лучше нарисует.

– Спасибо, Леопольд Андреевич! Напомню, с вами было радио «Крот», и теперь…

Устало потерев виски, Саша приглушила радио так, как это максимально возможно, и голос ведущего затерялся в гуле кипящего чайника. Через открытую оконную раму ворвался ледяной, промозглый осенний ветер, и Саша поежилась. Хотелось плюнуть на все, прогулять школу – даром, все равно ее никто там не ждет, разве что люли за плохо выполненное домашнее задание – забраться в кровать и не вылезать до конца дня, залипнув в очередной сериал.

– Саша-а-а! Ты проснулась?! – крик матери из соседней комнаты очень больно ударил по голове, и Саша поморщилась. Незачем так орать.

– Да, мам.

– В школу собираешься?

– Собираюсь, мам.

– После школы зайди в магазин и возьми овощей, сделаешь себе салат. Я сегодня буду поздно, но все равно не смей приглашать своих друзей. Знаю я вас, подростков!

Саша усмехнулась, допивая чай. Можно подумать, у нее целая куча друзей, которые общаются с ней не из жалости и с которыми можно устраивать безбашенные вечеринки, как в американских

– Хорошо, мам.

Раз мать проснулась, надо собираться и ехать. А то будет стоять над душой, что-то рассказывать и ругать, ругать, ругать непрерывно, а у Саши и так ужасно болят виски.

Что-то не давало ей покоя, мешало думать о сборах, словно будто в сердце засела огромная заноза: тронешь ее – и сразу накатывает чувство незащищенности и страха, поднимается рой ужасных, постыдных воспоминаний, которые по ночам доводят до дрожи.