Хякки Яко - Ступников

осознал, что могу двигаться, причём вполне нормально! Ну или хотя бы не как жертва шоковой терапии. Да, описание моих попыток привести это тельце в сидячее положение достойно книги, а то, что я испытал, выбираясь из этих проклятых пелёнок и вовсе — целой баллады. Правда, по итогу, у меня так ничего и не получилось, хотя и совсем безрезультатными мои ёрзания не остались, так как по их итогу я… свалился с лежанки на землю.

«Кровать» на которой спал я и моя, пусть будет — бабушка, ибо, хоть мои зрение и слух оставляют желать лучшего, но уж отличить покрытую морщинами и складками кожу пожилой женщины я вполне способен, представляла из себя кучу шкур и прочего тряпья, расстеленную на ворохе сухой травы, так что «летел» я недолго, однако за эти пару мгновений свободного падения я трижды успел похоронить как себя, так и мою неуёмную жажду деятельности.

Упал я наиболее отвратительным образом — головой об землю и, если честно, уже приготовился отправиться на следующее перерождение, но прошла секунда, за ней вторая, а я всё так же продолжил пялиться в потолок моего жилища, что благодаря моему отвратительному зрению представлял из себя сплошное размытое пятно. По прошествии ещё пары секунд я наконец осознал, что преждевременная кончина отменяется и… разрыдался. Не знаю что послужило тому виной — детское тело, мой собственный ужас от осознания возможной отправки в небытие или же всё сразу, но факт остаётся фактом.

На мои крики тут же прибежала мой опекун. Я понял, что это она, ещё до того, как полог шатра был стремительно отдёрнут в сторону. Всё же, как я и говорил ранее, эта энергия была везде — в почве, в воздухе, предметах быта и в людях. И у каждого она была своя, отличаясь по структуре и насыщенности. Во мне её было много, по крайней мере, в сравнении со всеми людьми, что я чувствовал, коих, правда, было прискорбно мало: моя бабушка, пара кормилиц, что приходили в наш шатёр и обеспечивали меня пропитанием, ну и, изредка, я мог «заметить» кого-то на улице, однако, радиус моей чувствительности составлял от силы метров пять, а место моего пребывания, по видимому, особым почётом не пользовалось, так что, за всё прошедшее время, я «выловил» лишь пару человек, что прошли достаточно близко, дабы я мог их ощутить. Впрочем, ничего нового они мне не принесли. Количество странной энергии в них было прискорбно мало, ведь у меня уже её было в тысячи раз больше. Есть чем гордиться! Наверное.

Как бы то ни было, энергию своей «бабушки» я прекрасно помнил, а потому, когда сухие морщинистые руки подхватили меня, я не выказывал ни малейшего сопротивления, всеми силами стараясь успокоиться, что, кстати, было не так уж и просто.

Спустя где-то полчаса, когда я был оперативно осмотрен, закутан и уложен спать (как можно дальше от края), я предавался размышлениям о том, что же сегодня всё-таки произошло. А выходило следующее: та самая энергия, что струилась во мне, каким-то образом ускоряет моё развитие, правда довольно… странным образом. Я по-прежнему слеп как крот, да и со слухом очевидные проблемы, но я уже могу ползать, что для двухмесячного младенца просто физически невозможно — мышцы ещё не приспособлены к таким нагрузкам, а кости слишком хрупкие. Да и это падение, я абсолютно точно рассек кожу на голове, доказательства тому были вполне ясные ощущения влаги на затылке и абсолютная уверенность, пришедшая откуда-то из глубин сознания, но… Но боли я не почувствовал, от слова вообще. Точно знаю, что рана была, причем неглубокая… может оттого и боли не было? Но как тогда объяснить тот факт, что, пусть и несерьёзная ранка, зажила буквально за пару секунд! И я это тоже почувствовал, буквально из ниоткуда узнал, что организм вновь цел. И даже если принять на веру тот факт, что во всём виновата эта неизвестная энергия, то почему её влияние проявилось лишь сейчас? Почему не с рождения? Разве что… Моё осознание было крайне длительным и болезненным процессом, может ли существовать вероятность того, что воздействие странной силы было, но всё оно было направленно на поддержание жизни в агонизирующем теле и разуме? И, как всегда, ответов у меня нет. Впрочем, эта высосанная из пальца теория ничем не хуже прочих, а потому будем отталкиваться от неё. А что в итоге? А в итоге у нас крайне туманные перспективы моего дальнейшего будущего. С одной стороны огромные возможности, а с другой… неизвестность. Но как бы то ни было, одно я знаю точно — мне нужно, как можно скорее, получить информацию об окружающем меня мире, людях, что его населяют и силе, что струится во мне.

Строя планы на будущее и прокручивая в голове сотни возможных вариантов, я и сам не заметил как заснул. И уже находясь в объятиях Морфея, самым краешком ускользающего сознания я почувствовал сгусток энергии, что прошёл мимо моего дома, и в сравнении с которым, я был лишь пламенем свечи, утонувшем в зареве костра. Однако осмыслить произошедшее я уже не смог, окончательно погружаясь в глубокий сон.

* * *

Дальнейшие недели моей жизни проходили размеренно. Я всё также спал, ел и следил за миром, что пока что представлял из себя лишь мой дом, ибо за его пределы меня не выпускали.

Мои подозрения насчёт влияния на меня энергии подтвердились, день ото дня я становился всё сильнее и крепче. Органы чувств тоже стремительно развивались, и хоть я по прежнему не видел ничего дальше собственной вытянутой руки, но даже это было не в пример лучше того, что было доступно мне ранее. Именно это и позволило мне всё больше и больше узнавать об окружающей действительности.

Так я узнал, что живу в самом настоящем шалаше: из палок и травы, с заделанными мхом щелями и парой шкур на стенах. Убранство же моего жилища представляло из себя уже знакомую мне кровать, удалённую от входа, небольшой, выложенный из камней, очаг, посреди шалаша, и маленький мешок с вещами: парой глиняных чашек, тройки шкур, ржавого железного ножа и пары отрезков ткани. Всё вышеперечисленное уже указывало на то, что на дворе, похоже, отнюдь не двадцать первый век, однако последние мои сомнения исчезли, когда я впервые смог достаточно хорошо разглядеть свою воспитательницу.

Сгорбленная, высохшая, морщинистая, почти слепая старушка, с беззубым ртом, выцветшими мутными глазами и редкими прядями белых волос, едва покрывающих пятнистый розовый череп. Одетая в какое-то подобие халата, бежевого цвета, из грубой ткани, с накинутой поверх этого шкурой и парой других тряпок, она вызывала жалость одним лишь своим видом. Но несмотря