Девочка и мертвецы - Владимир Данихнов

— Спасибо, родная, — сказал Ионыч. — Тяжело было?

— Что вы, дяденька, совсем нет. — Катенька сделала реверанс.

У девочки дрожали коленки.

— Какая милая девочка! — Сокольничий потер рукавом заблестевшие глаза.

— Не обманывай взрослых, лапонька! — сказал Ионыч и погладил Катеньку по голове. — Если тяжело, всегда зови на помощь.

— Хорошо, дяденька, — прошептала девочка.

— Я как бы… — начал тонколицый.

Ионыч насадил огурчик на вилку и сунул пупырчатый овощ в раскрытый рот Владилена Антуановича. Удивленный Владилен Антуанович смачно захрумкал.

Ионыч, Федя и Катенька напряженно смотрели на сосредоточенно жующего тонколицего. Владилен Антуанович тщательно прожевал огурец, достал из кармана надушенный шелковый платочек, промокнул губы.

— Ну как? — с придыханием спросил Ионыч.

— Недурственно. — Тонколицый нахмурился. — Однако ж пора перейти к делу.

— А еще огурчика? — Ионыч метнулся к банке.

— Избавьте! — воскликнул Владилен Антуанович, соскакивая со стула. Ионыч замер с вилкой в руке. — Довольно!

Тонколицый засунул платок в карман поглубже и нервно облизал губы.

— Стало известно, что возле вашего дома, уважаемые, две недели назад потерпел крушение непознанный летающий объект, в простонародье — летучая тарелка. Так ли это? Если так, проведите меня к нему. Я хочу немедленно осмотреть вышеуказанную летучую тарелку.

Федя удивленно крякнул и с надеждой посмотрел на Ионыча. Лицо Ионыча скрывала тень.

Сокольничий радостно спросил:

— Так вы не за девочкой нашей?

— За кем? — Тонколицый удивленно посмотрел на сокольничего.

Федя прикусил язык. Катенька встала на цыпочки и шепнула сокольничему на ухо:

— Дяденька, радость-то какая! Не за мной Владилен Антуанович!

Сокольничий легонько сжал девочкину руку: теперь, мол, всё отлично будет.

— Так что? — Тонколицый, не отрываясь, смотрел на Федю. — Могу я взглянуть на объект?

Ионыч тяжело, словно противотанковое орудие, развернулся и исчез в соседней комнате. Только занавески колыхнулись.

— А куда он? — спросил Владилен Антуанович у Феди. Сокольничий пожал плечами. Ионыч чем-то тарахтел и шуршал — словно что-то искал. Владилен Антуанович заложил руки за спину, качнулся на пятках.

Притопнул ножкой:

— Объект в соседней комнате? Он маленький?

— Небольшой, — уклончиво ответил Федя.

— А что он? Как вообще?

— Тепло любит, — признался Федя. — Если зеленая лампочка горит, значит, хорошо: нужная температура достигнута. Мы его горячей водичкой поливаем.

— Горячей водичкой? А внутри объекта что? — Владилен Антуанович сделал страшное лицо и прошептал: — Или кто?

— Я почем знаю.

— Что, даже не пытались заглянуть?

— Не пытались. Как упала тарелочка, так и лежит под окном.

— Снаружи или внутри?

— Снаружи.

— Если снаружи, тогда что этот ваш Ионыч ищет в…

Ионыч приставил ствол к затылку тонколицего и нажал на спусковой крючок. Полголовы Владилена Антуановича в мгновение ока словно безумный великан отъел. Занавески щедро взбрызнуло темной кровью. Катенька замерла, побелевшими глазами разглядывая шатающийся, притопывающий сапожком труп тонколицего. Девочке показалось, что губы Владилена Антуановича шевелятся, силясь что-то произнести, но только безуспешно царапают воздух. Это длилось ничтожную долю секунды. Тонколицый стал заваливаться прямо на Катеньку. Лишившийся дара речи сокольничий схватил девочку под мышки и оттащил подальше к окну.

Ионыч вышел наружу. Водитель вездехода успел достать пистолет и направил оружие на Ионыча, пытаясь справиться с дрожащей рукой. Ионыч тщательно прицелился, прищурив левый глаз. Водитель выстрелил и промазал. Ионыч выстрелил и попал — не зря целился. Водитель выронил пистолет и схватился за бок. Пошатнулся, сделал шаг вперед и два назад, поскользнулся, упал, проломив тонкую корку снега, и стал проваливаться в холодную белую кашу.

Ионыч подошел к водителю, на ходу перезаряжая ружьишко.

Водитель поднял покрасневшие глаза на Ионыча, спросил, старательно глядя мимо ствола:

— Чем стрелял?

— Жаканом, — сказал Ионыч.

— Больно, — пожаловался водитель. — И обидно как-то. Девке своей сказал, что сегодня пораньше вернусь, в кабак свожу. Годовщина у нас… год как встречаемся.

— Цены у вас, говорят, подскочили, — помолчав, сказал Ионыч.

— Да не так что бы сильно, — сказал водитель. Он погружался в снег всё глубже и глубже. — Бухло, например, вообще не подорожало.

— Это хорошо, — сказал Ионыч. — Ты из Лермонтовки?

— Угу.

— А шеф твой? Владилен Антуанович?

— Они вчерась в Лермонтовку прилетели из Толстой-сити… Важная персона!

Помолчали.

— А че… че ваще случилось? — спросил водитель. — Чего с Владиленом Антуановичем не поделили-то?

Ионыч промолчал.

— С Машкой обидно вышло, — пробормотал водитель. — Нехорошо получилось… я ее пару раз динамил из-за работы, а в годовщину решил сам для себя: хватит девку мучить… хорошая она девка…

— Прости, браток.

— Добей уж, — попросил водитель и отвернулся. — Больно…

Ионыч подумал и не выстрелил.

Был он человек в сущности неплохой, но садист.