Пещера многоногов - Владимир Дмитриевич Михайлов

лодки. Из динамиков ультразвукового приема понеслись чириканье, визг, хриплые вздохи. Георг торопливо вытащил пластмассовую тетрадку для заметок, потянулся к магнитофону, но Седой, сморщившись, выключил ультразвуковой преобразователь.

— Не время… Всем следить за своими направлениями. Смотреть зорко: очень далеко уйти он не мог.

— Конечно, хвалиться он мастер, — проговорил Сандро.

— Так я ему и скажу.

— Хорошо бы, Сандро… — про себя пробормотал Седой.

— Если сможешь… Как привыкли вы быть царями природы, ваши величества. Вы так и не поняли еще, что такое — агрессивные обитатели…

Он проворчал все это едва слышно, потому что его слова никому, кроме него самого, пока что не предназначались: сейчас надо было заниматься поисками, а не оплакивать возможную потерю. Пока всех волновала не тяжесть, а лишь необычность происшедшего.

Лодка шла, описывая широкую окружность на заданной глубине. Седой не следил за приборами: в этом отношении он полагался на Эдика даже больше, чем на самого себя. Непрерывно, слегка поворачивая голову влево и вправо, он старался глубже проникнуть взглядом в зеленоватые пласты воды, чтобы не пропустить того момента, когда, где-нибудь в пределах видимости промелькнет вытянутая, напоминающая морского обитателя и в то же время отличающаяся от любого морежителя фигура плывущего под водой океаниста. Отличающаяся потому, что кислород, извлеченный для дыхания из морской воды, при выдохе устремлялся вверх, к поверхности, целой гроздью пузырьков, и это было свойственно только человеку, и никому другому. Эти пузырьки и следовало искать взглядом, в то время как приборы тоже искали человека, но совершенно по иному принципу. Такой двойной поиск мог…

Седой вздрогнул, и точно так же вздрогнули все остальные, за исключением, пожалуй, Эдика, глаза которого сразу устремились в левый верхний угол приборной доски, где находилась шкала искателя запахов. Туда же, только на долю секунды позже, повернулись головы его товарищей.

— Человек, — ровным голосом проговорил Эдик.

— Моторы стоп! — скомандовал Седой почти одновременно. — Включи идентификатор.

— Уже, — буркнул Эдик.

— Ах, как меня умиляет твое спокойствие, — тихо и зло сказала Инна.

Седой покосился на нее.

— Георг, его шифр…

Юноша, нагнувшись, выдвинул один из стенных ящичков, занимавших почти всю переборку. Торопливо вынул какую-то из заполнявших его тонких пластинок, вставил в узкую прорезь аппарата, находившегося возле кресла. Сидевший с краю Сандро — невысокий, широкоплечий, весь в буграх мускулов — завертел рукоятками настройки идентификатора. На экране вспыхнула широкая белая полоса, вздымавшаяся острым пиком по самой середине экрана. Сандро медленно поворачивал верньер. На экране возникла вторая полоса — зеленая, которая в одном месте тоже устремлялась вверх высоким всплеском. Полоса поползла в сторону белой, совместилась с ней, сузилась и замерла.

— Это он, — сказал Сандро облегченно.

— Да, левая часть его спектра запахов, — кивнул Седой, глядя на экран. — Эдик, возьми направление поточнее…

Но лодка уже медленно поворачивалась вокруг вертикальной оси. Полосы на экране задвигались, то удаляясь от центра экрана, то вновь приближаясь к нему. Наконец они, чуть подрагивая, замерли. Одновременно длинная стрелка искателя курса, переключенная Эдиком с гироскопа на установку по запаху, совпали с неподвижной прорезью. Лодка стояла на курсе.

— По следу — полный! — скомандовал Седой.

Вода за кормой помутнела, вверх рванулись большие, торопливые пузыри. Подводный разведчик стремительно набирал ход. Эдик не отводил взгляда от указателя курса, иногда чуть заметным движением поворачивал рукоятку и дернувшаяся было стрелка опять успокаивалась.

— Он шел спиралями в глубину. Я не знаю… — Инна зябко повела плечами. — У меня все время такое впечатление, что мы гонимся за мертвым. Ведь все-таки не было пульса, не было ничего…

— Недавно и я боялся того же, — сказал Седой. — Теперь — нет. Теперь ясно, что он жив.

Инна на миг прильнула головой к плечу Седого.

— Но почему он терял время, опускаясь по спирали?

— Единственная причина: он еще не окончательно пришел в себя. Он вошел в воду и нырнул инстинктивно, как я и предполагал.

— Интересно, — сказал Сандро. — К его запаху примешиваются какие-то помехи.

— Да… — медленно протянул Седой. — Попробуйте определить, кому они могут принадлежать, эти запахи…

Георг снова выдвинул ящичек с пластинками, на которых были запечатлены спектры запахов обитателей океана. Поглядывая на экран, перебрал несколько карточек. Наконец вытащил одну.

— Попробуем эту.

Он вложил пластинку во второй аппарат. С досадой мотнул головой.

— Не то…

Он перебрал еще несколько пластинок, и с каждой попыткой установить владельца запаха, выражение досады все сильнее проступало на лице юноши. Наконец он виновато взглянул на Седого.

— Что-то не могу.

— Это не делает тебе чести, — сухо сказал Седой.

— У нас нет таких карт.

— Насколько мне известно, у нас есть все карты.

— Все, нам известные, — как бы про себя заметил Эдик, не отрывая взгляда от приборов.

— Ты думаешь? Пожалуй, да… — озадаченно проговорил Седой. — Но тогда… Тогда это может означать, что запах принадлежит этому — агрессивному?..

— Валерий гонится за ним, вот что это значит! — воскликнул Сандро. — Это все объясняет, и спуск по спирали тоже. Это погоня, понял?

— Тогда — быстро вниз! — скомандовал Седой.

Под палубой взвыли компрессоры цистерн. Круто опуская нос, лодка стремглав рванулась в глубину. Не успевшие очистить дорогу рыбы стукнулись о прозрачную стену купола, отлетали в сторону и исчезали за кормой, подхваченные стремительным течением.

Потом на миг перегрузка, подобная космической, вдавила людей в кресла. Лодка выпрямилась, встала на ровный киль, и Эдик выключил двигатели.

— Мы его опередили, — сказал он. — Запахов нет.

— Всплывать помалу, — приказал Седой.

Лодка двинулась вверх едва ощутимо. Казалось она вовсе не поднимается, а неподвижно стоит в могучей толще моря, вросла, словно вмерзла в нее, и никогда уже прозрачный купол не покажется над вечно колеблющейся и рассыпающей солнечные блики поверхностью. Чудилось, что лодка стоит, и только разноцветные и разнообразные, утонченно-нервные или словно погрузившиеся в созерцание рыбы медленно, не шевеля ни единым плавником, опускаются вниз, все глубже погружаясь в свой, гораздо более ощутимый, чем на суше, и привольный даже на взгляд мир. На самом же деле обитатели океана стояли на месте, и лишь лодка с прозрачным куполом, под которым сидели пятеро представителей другого дыхания, неторопливо, словно нехотя, поднималась все выше, в пронизанные светом и беспокойством слои жидкого монолита. Глубомер пощелкивал лениво и ритмично, как настроенный на замедленный темп метроном. Седой, перегнувшись, включил ультразвуковой преобразователь, и отзвуки во многом еще непонятной, но устоявшейся и прочной жизни океана ворвались в тишину купола и заметались в тесном пространстве, отражаясь от прозрачных стен и гася возникшее, как обычно во время медленного движения под водой, представление об идиллической безмятежности этого мира.

Медленно скользя в толще воды, трудно было