Путь в тысячу пиал - Дарья Урбанская

– И тебе светлого утра, кушо́г Намга́н, – не поднимая взгляда, произнесла она, но не отказала себе в удовольствии добавить мысленно: «Чтоб ты сдох, грязный чурбак».

– Оно перестало быть светлым, как только я увидел твою жуткую физиономию, сморщенную, как подмышка обезьяны.

Раздались негромкие смешки, и, бросив быстрый взгляд перед собой, Джэу увидела, что несколько монахов-воинов из группы остановились, чтобы послушать намечающуюся перепалку.

– Похоже ты немало знаешь об обезьянах, уважаемый. Их случайно не было у тебя в роду?

По стоящим воинам вновь прокатилась волна приглушенных смешков.

– Ах ты… – Лицо Намгана, и до того раскрасневшееся после тренировки, побагровело. – Кусай воздух сколько угодно, безродная псина.

– Ты уж определись: собака или обезьяна? Тебя послушать, так я вылитая пэн-хо́у – дух тысячелетнего ка́мфорного дерева.

Намган осклабился, и Джэу поняла, что допустила ошибку.

– Пэн-хоу? Уродец из легенд Ла́о с телом собаки и лицом человека? Ну надо же, какие удивительные у тебя познания. Н-е-ет, в твоем случае все совсем наоборот: тело-то человека, а вот лицо… – Он сделал многозначительную паузу, а парни позади него, посмеиваясь, стали предлагать свои варианты, один другого противнее. Расплывшись в довольной ухмылке, Намган добил: – Вместо того, чтобы слушать тупые сказочки тупых варваров Лао, лучше б потрудилась выучить тхибатский алфавит, дуреха.

Теперь уже щеки Джэу вспыхнули от злости – на тхибатском она и правда до сих пор читала с трудом. Да и когда бы ей было практиковаться? Между оттиранием присохшего жира от котлов и дроблением жареных ячменных зерен?! Мерзавец Намган знал ее уязвимые места.

Створки ворот лязгнули, и во внутренний двор гомпа вошел еще один человек, при виде которого Джэу напряглась сильнее. Задержавшийся монах-воин, на полголовы выше прочих – кушог Рэннё. Он никогда не задирал ее, как Намган и другие, но от него всегда исходили такие ледяные волны презрения, что Джэу словно ощущала их физически. Вот и теперь, несмотря на жару, по спине пробежал холодок.

– А Рэннё, вот и ты! Опаздываешь на представление! – хохотнул один из парней. – Что, старик заставил тебя накинуть лишний круг по тропе?

Рэннё едва заметно кивнул на заданный вопрос и окинул взглядом внутренний двор, отмечая, где стоит каждый из присутствующих, и лишь Джэу удостоил привычным безразличием, словно она пустое место.

– С лучшего из нас – и спрос больше. – Один из монахов, стоящий ближе всех, хлопнул Рэннё по плечу.

Джэу мысленно скривилась, с трудом удержавшись, чтобы не закатить глаза.

«Благие тэ́нгри, ну и подхалим! Ему самому-то не противно от себя?»

Никак не отреагировав на похвалу, Рэннё негромко произнес:

– Медитация.

И все присутствующие вздрогнули, как будто резко вспомнили, куда до этого направлялись.

– Да, конечно, идем, друг мой. – Намган кивнул Рэннё. А затем гадко подмигнул Джэу, намекая на продолжение, и неторопливо направился в сторону монастыря. Остальные монахи переглянулись и потянулись вслед за ним.

Рэннё перевел взгляд на Джэу, и на его лице мелькнула какая-то сложная смесь эмоций, подобие раздражения пополам с брезгливостью. Помолчав несколько мгновений, словно борясь с собой, он, наконец, разжал губы и обронил:

– Озеро отражает свет луны и звезд, но о своей глубине не признается.

Взвинченная перепалкой с Намганом, Джэу не сумела сдержаться и выпалила:

– И что же это, забери тебя ракшас, значит?

Но на лицо Рэннё вновь опустилась маска равнодушия, и развернувшись к Джэу спиной, он молча направился на медитацию. Ее непозволительно дерзкий вопрос так и повис в воздухе неотвеченным.

Глава 2. Цэри́н

В Тхиба́те почитают гору Ундзэ́н как место обитания тэнгри, духов-хранителей земли, и те из жителей, что живут в отдалении, мечтают хоть раз в жизни увидеть ее. Некоторые проходят пешком через всю страну, чтобы добраться до горы, измеряя путь собственными телами и постоянно бросаясь на землю; часто такие путешествия длятся годами. Живут паломники подаянием и надеются, что наградой за это станет более высокое воплощение в следующей жизни. Впрочем, так было прежде. До того, как из жерла Ундзэн выбрались ракшасы и расселились по ее окрестностям.

«Записки чужеземца», Вэй Юа́нь, ученый и посол Ла́о при дворе правителя Тхибата

Невесомое колебание воздуха мягко скользнуло по щеке, тронуло волосы у виска и растворилось во тьме. Цэри́н протянул руку, сгребая каменистую пыль, осевшую на тропе. Растер между пальцами и со вздохом ссыпал обратно.

«Нужно двигаться дальше», – убеждал он себя, хотя после каждого следующего привала подниматься и продолжать путь по нескончаемой пещере становилось все сложнее и сложнее.

От скалистых стен исходил холод, обманчиво влажный. Но Цэрин мог лишь проводить кончиком языка по пересохшим губам и мечтать, как припадет к журчащему горному источнику, сделает жадный глоток…

В начале своего пути – сколько времени прошло? снаружи солнечный день или уже лунный? – он еще грезил о добротной ячьей шкуре, в которую бы замотался, как в теплый кокон. Или о подбитых мехом ботинках, что обогрели бы израненные ступни. Но проход все тянулся сквозь скалы и непроглядную тьму, а Цэрин все шел и шел, потерянный во мраке безвестного подземелья и в хаосе собственного беспамятства. Холод, терзающий нагое тело, перестал ощущаться так сильно, уступая всепоглощающей жажде.

«Пожалуйста… умоляю… помоги ему!» – отчетливо прошелестело в темноте, и Цэрин нервно дернулся.

– Мне бы кто помог, – выдохнул он и с трудом поднялся, опираясь на неровные каменные стены.

Никак не мог Цэрин привыкнуть к безликим голосам, которые слышал с тех пор, как очнулся. Возможно, это они его и разбудили в… где бы он теперь ни находился.

Сначала они шумели оглушающей лавиной, не разделяясь на отдельные фразы. Потом стали затихать, чередоваться. И вот у него уже стало получаться вычленять отдельные слова. Цэрин пытался отвечать, но его не слышали. Кричал невидимым духам, что терзали его, но тщетно. Затыкал уши и катался в пыли, думая, что сходит с ума. Ничего не помогало – голоса продолжали умолять, проклинать, благодарить, ему грозили карами и обещали богатые дары. Тогда Цэрин решил отрешиться, не обращать внимания на неведомую напасть, но и это у него не всегда получалось – время от времени едкие комментарии так и срывались с его потрескавшихся губ.

«Нужно двигаться дальше».

И снова он пустился в путь, извивающийся в недрах горы, а каждый шаг, как набатом, отстукивал в голове одно лишь слово:

«Пить… пить… пить».

Внезапное появление светлого пятна вдалеке показалось Цэрину злой насмешкой, издевательством неблагих тэнгри, хранителей местных земель, смеющихся над его беспомощностью. Но