Судный день - Дмитрий Дегтярев

Джек попытался придать голосу максимально виноватое выражение. Ведь он действительно сожалел об этом. – Это было необдуманным поступком. Мне не обходимо было действовать по другим каналам, не выходя в массы. Что я сейчас и делаю.

Президент кивнул – похоже ответ его удовлетворил. Затем он обратился к директору.

– Маршалл, я прочитал заявку брифинга. Мы ведь итак в курсе ситуации.

– Ситуация ухудшается, господин президент.

– Ухудшается? – брови президента взметнулись вверх. – Куда еще хуже?

Маршалл повернулся к Джеку.

– Джек?

Джек придвинул папку. Посмотрел сначала на нее, потом на выжидающее лицо президента.

– Господин президент, факт изменения полюсов Земли, сейчас не вызывает сомнений. Причем речь идет не столько о магнитных, как графических полюсах. Условно конечно. Это стало возможным, благодаря сдвигу оси. То есть теперь ось вращения Земли вне ее магнитных полей. Об этом я говорил в интервью. И это очень серьезно. Очень. Однако, вы ведь итак об этом знаете.

Джек сделал паузу.

Президент ничего не сказал.

Джек продолжил:

– Самый большой вопрос встающий на повестку дня: каков масштаб последствий? «Спэйс» смоделировал происходящее, учитывая все имеющиеся данные, и получил результаты. Они оказались хуже, чем предполагалось.

Джек остановился.

Президент по-прежнему молчал.

– Если бы дело было только в смене широт – тропики на севере, льды на юге – в этом не было бы особой проблемы. Но все это будет сопровождаться серьезными аномалиями. Так, например, Антарктида уже начала таять. Буквально несколько часов назад получили информацию о том, что в Антарктиде происходит смещение льдов, благодаря рекордно высокой температуре…

Президент кивнул.

Похоже, он был в курсе.

– При подобной интенсивности – объем мирового океана серьезно увеличится, а концентрация соли уменьшится. И это приведет не только к тому, что количество суши на земле претерпит изменения, но и к полной дестабилизации климата. Что касается Севера и Юга, в связи с изменениями полюсов… Температурами сложно апеллировать, так как это модель. Тем не менее прогноз таков – Австралия, Южная Африка, Южная часть Южной Америки и Азии станут непригодными для жизни, поскольку температура там будет опускаться до -100 градусов по Фаренгейту. (Соединенные Штаты используют шкалу Фаренгейта. прим. авт) Тоже самое, как если жить в Антарктиде зимой. Если брать Соединенные Штаты, то настолько серьезных изменений не будет – перепады в южных штатах составят в 20—25 градусов, что вполне пригодно для жизни.

Джек замолчал, поскольку президент сделал знак рукой, словно хотел что-то сказать, но затем передумал и коротко бросил:

– Продолжай.

Джек кивнул и продолжил.

– Европа, вернее то, что от нее останется, после повышения уровня в океане, будет между двух огней, и в течении года превратится в выжженную пустыню а-ля Саудовской Аравии и Кувейту. Кроме температурных изменений, следует ожидать увеличение природных катаклизм, таких, как цунами, землетрясения, ураганы… В особенности, – Джек сделал особое ударение на последнем слове. – это касается нашей страны. Поскольку уже в ближайшем будущем стоит ожидать серьезных колебаний в разломе Сан-Андреас. И третье – помимо температурных изменений и природных катаклизм стоит ожидать политического коллапса. Сотни миллионов беженцев ринутся в Штаты, Канаду и Россию – три страны с наиболее пригодными условиями для жизни.

Джек замолчал.

Пауза длилась где-то минуту, затем президент спросил:

– Это все?

Джек в растерянности посмотрел на Маршалл – он ожидал любой реакции от президента… Любой. Но не такой.

– Да, это все господин президент. По крайней мере все, чем мы располагаем на данный момент.

– Хорошо. – президент откинулся на спинку кресла. – Какие сроки?

Маршалл пожал плечами.

– Сложно сказать. Изначально предполагалось от полугода, но в Арктике уже началось, с угрожающей прогрессией. Поэтому, не берусь ответить на этот вопрос.

Президент поморщился. Этот ответ его явно не устроил.

– Понял. Держи меня в курсе дел, Маршалл. Любую новую информацию передавай в департамент в ту же минуту, как узнаешь. Это понятно?

– Да, господин президент!

– Хорошо. Надеюсь, дождусь от вас и хороших новостей. Храни вас, Бог!

Маршалл открыл было рот, но изображение исчезло.

В конференц-зале повисла тишина.

В 120 милях от Денвера.

Автострада I-76.

Уже стемнело, и Кэрри внимательно смотрела на указатели: необходимо было где-то остановиться на ночь.

– Энни, – она повернулась к дочери. – Видно что-нибудь?

Энни оторвалась от ноутбука и кивнула.

– Да, в восьми милях Стерлинг, а дальше ничего на многие мили – можем там остановиться.

Кэрри повернулась к дороге и вдавила педаль газа в пол. Вообще-то на межштатной магистрали были ограничения, это не автобан в Германии, но Кэрри чувствовала жуткую усталость, разливавшуюся по всему телу, и ей хотелось, как можно скорее оказаться под душем, а затем в постели. Еще эта головная боль. Казалось бы, просто головная боль, обычное дело, с кем не бывает? Но это был ад. Кэрри хотелось умереть, или хотя бы потерять сознание, чтобы больше этого не чувствовать. Боль. Адская боль. Как будто голову зажали в гигантских тисках, и вколачивали раскаленные до бела гвозди.

Впереди полыхало зарево – они подъезжали к Стерлингу.

Еще через две минуты показались первые дома: старые, покосившееся, явно заброшенные.

– Мам, Гугл говорит, что через двести ярдов мотель.

Кэрри слабо улыбнулась и почувствовала облегчение. Даже боль немного утихла.

– Хорошо.

Через минуту они увидели яркую неоновую вывеску, и свернули к мотелю.

Кембридж.

Штат Массачусетс.

Гарвардский университет.

Моника находилась в доме Адамс Хаус, который располагался на территории кампуса, между южной частью гарвардского двора и рекой Чарльз, и только закончила изучать записи прошлых лекций, как зазвонил телефон. Моника посмотрела на экран и тут же поморщилась. Это был семейный адвокат – Гордон. Новак Гордон – не тот человек, от которого стоит ждать хороших вестей. Совсем не тот. В прошлый раз, когда он звонил, а это было вчера, они говорили целых сорок минут! Вернее, он говорил – а все из-за покупки сумочки от Шанель, за десять тысяч зеленых. Она могла себе это позволить, хотя у адвоката, который был одновременно и управляющим в отсутствии отца, а это было 364 дня в году, был совершенно иной взгляд, о чем он ей говорил все сорок минут.

Телефон продолжал звонить.

Моника начала судорожно вспоминать прошедшие сутки, что она могла сделать, или купить, или… да вроде ничего – она не выбиралась в Бостон за это время, а в Гарварде – не было никакой причины ей звонить. И все же, Новак звонил.

Моника пожала плечами. Пусть звонит.

Наконец, включился автоответчик, и она услышала его голос:

– Моника, я знаю, что ты там. Давай без твоих игр. Возьми трубку. Это срочно.

В голосе адвоката чувствовалось явное напряжение, и Моника почувствовала, как от необъяснимого страха пробежали мурашки по телу.

Сев на кровать, свесив ноги, она взяла трубку.

– Привет, Новак.

– Привет, Мони.

Повисла пауза.

Моника слышала прерывистое дыхание адвоката в трубке и это не давало ей покоя. Что с ним? Обычно он спокоен как удав, причем, в любых обстоятельствах.

Наконец, Новак прочистив горло, спросил.

– Ты как, Мони?

– Я?

– Да, ты.

Моника растерянным взглядом обвела комнату. Она не понимала цель его звонка, а спросить боялась. Этот вопрос вообще поставил ее в тупик, они ведь вчера общались, и он задавал тот же вопрос, разве могло что-то измениться за сутки. И это его напряжение в голосе… оно пугало.

– Нормально. Лето, а я учусь.

– Точно.

Снова пауза.

– Оценки в порядке?

– Более-менее… В основном средний бал.

– Хорошо.

Новак произнес это таким тоном, как будто Моника ему только, что объявила, что поставила миллион на скачки, сожгла гарвардскую библиотеку и планирует убить президента.

– Твой бойфренд рядом с тобой?

– Рик?

– Да, он.

– Нет, он работает в библиотеке.

– Хорошо.

Еще одна пауза.

Тягостное молчание, наполненное ожиданием… Ожиданием, чего?

Новак прочистил горло, извинился, снова прочистил горло.

– Моника…

Он произнес это таким голосом, что у нее упало сердце.

– Ты тут?

– Да.

– Моника… Адам погиб. Твой отец погиб.

Моника почувствовала, как свет в глазах у нее внезапно померк,