Я уничтожил Америку 2 Назад в СССР - Василий Высоцкий

Града. Дома были притиснуты друг к другу так, как будто строители решили сэкономить на двух боковых стенках и пристраивать сразу к стоящему дому. А от созданного строения плясать дальше.

Двух, трёх, четырёхэтажные здания подпирали друг друга, как пьяные друзья, возвращающиеся после бурной попойки.

Возле одного из желтоватых домов с нужным номером, прислонившись к стене и куря какую-то вонючую сигарету, стоял тот самый улыбчивый чех. Серый твидовый костюм знавал лучшие времена, шляпу явно не раз срывал ветер, и всё это украшало поблёскивающее пенсне.

Я узнал его — это был тот самый человек, что указал нам на перроне на истинную национальность верзилы-забияки. Похоже, что я пришёл по нужному адресу и к нужному человеку. Не бывает же таких совпадений просто так.

— Здрасте, как поживаете? Вы же говорите по-русски? — спросил я, оглядевшись по сторонам.

Посторонних ушей не было, так что можно было говорить без опаски.

Чех медленно выдохнул дым, оглядел меня с головы до ног: мои не слишком чистые брюки, побитые ботинки, испачканную рубашку — и ухмыльнулся.

— Русский? Говорить? О, конечно! — он заговорил на чистом, лишь с лёгким акцентом, русском. — Я этот прекрасный язык учил в 1968 году. С вашими танкистами. Очень интенсивный курс был, да-да.

Его тон был нарочито сладким, но в словах чувствовалась стальная колкость. Я понял намёк и сглотнул.

— Я. я потерялся. Мне нужна помощь. Чёрт побери.

— Чёрт побери? Потерялись? В Праге? Это невозможно, — чех сделал широкий жест рукой. — Весь наш маленький городок — всего лишь один большой советский военный полигон. Куда ни пойдёшь, то везде упрёшься либо в русского солдата, либо в его танк. Очень трудно заблудиться.

Он подмигнул и докурил сигарету. Вот и на хрена он так выплясывает? Пытается манипулировать чувством вины? Так вот фиг угадал — со мной такие штуки не проходят. Но, пароль есть пароль. Первая часть отзыва прошла, так что теперь надо, чтобы прошла другая часть.

— Мне нужно позвонить в посольство. От вас это можно сделать?

Чех задумчиво почесал подбородок. Я замер — неужели ошибся? И сейчас он пошлёт меня лесом? Тогда я тут зря рассыпаюсь бисером по булыжной мостовой!

— Позвонить… Посольство… Интересный выбор. Как будто вы выбираете между умом и силой, — он хмыкнул. — Сила, я вам скажу, у нас сейчас популярнее. Но раз уж вы такой странный, пойдёмте.

Он тронулся в путь, а я с поджатыми губами поплёлся за ним. Вот уж кто из нас двоих странный, то вовсе не я. Хотя, какой псих признается в том, что он псих?

Чех не умолкал:

— Вам повезло, что вы меня встретили. Другой бы на вас взглянул, увидел бы иностранца с пустыми глазами и побежал бы в «СтаБ» (Госбезопасность) заказ на звёздочку оформлять. А я человек простой: мне от жизни нужно лишь бы хорошее пиво да не менее хорошее правительство. И то, и другое у нас пока есть. Но вот убери пиво и что тогда люди будут говорить про правительство?

— Вы кто вообще? — спросил я, наполовину оглушённый этим потоком едкого красноречия.

Чех остановился, повернулся к нему и снова ухмыльнулся. Мы стояли в небольшой арке, продуваемой ветрами. По другую сторону дома был виден чешский дворик, мало чем отличающийся от Ленинградских дворов, где окна кухонь смотрели друг на друга.

— Я? Я — местный сумасшедший. По-вашему — Швейк. Самая безопасная и почётная должность в социалистической Чехословакии. Мне можно всё. Ну, или почти что всё, в рамках дозволенной политики. Можете называть меня Ян Свобода.

— А вам моё имя известно? — решил я окончательно добить проверку.

Мой вопрос заставил «Яна» посмотреть по сторонам, а после приблизиться почти вплотную:

— Пан Мюллер, мне ваша фамилия известна. Большего мне знать не положено. Иначе я могу и проболтаться. А ведь у вас был плакат: «Болтун — находка для шпиона!» Идёмте же, не стоит тут оставаться.

На этот раз от его едкости не осталось и следа. Он был тем человеком, которого друзья Семёна Абрамовича нашли в Праге для передачи документов и части денег.

Мы прошли во двор. К нам радостно тявкая бросилась белобрысая дворняжка. Ян остановился, чтобы её погладить, а сам тем временем осмотрел дворик. Я тоже не отказался от того, чтобы потрепать кудлатого пёсика по гриве. Бобик радостно накручивал подобием хвоста, шлёпая по слетевшим с клёна листьям.

— Только не говорите по-русски, — шепнул Ян, выразительно скашивая глаза на сидящих на скамейке бабулек.

Я понимающе кивнул и выпрямился. Нескольких секунд хватило на то, чтобы оценить внутреннее устройство домов.

Двор имел форму идеального квадрата, словно его чертил не архитектор, а бухгалтер, считающий, сколько бетона можно сэкономить. Его окружали четыре стены дома, своими окнами-бойницами равнодушно взирающие на происходящее внизу. Создавалось стойкое ощущение, что ты на дне каменного колодца, из которого нельзя выбраться, но зато всегда присутствует благодарная аудитория, жаждущая твоих бытовых драм.

Центром мироздания были три контейнера для мусора. Вряд ли они, когда бывали пустыми, ибо их емкость философская категория, а не физическая. Сам помню, как выбрасывал мусор из ведра, что было самое плохое, так это отклеивание газетки, прилипшей ко дну.

В мусорном ведре уже к тому времени успевала скопиться жижа, напоминающая соус шаурмы, а газета пропитывалась ею настолько, что рвалась от самого лёгкого потягивания. И вот этот кайф предстояло испытывать раз за разом, пока не появились пластиковые пакеты в достаточном количестве.

Ну, это было в моём времени, в моём детстве. А сейчас…

Детская площадка. Гордо именуется так лишь по недоразумению. На самом деле это полигон для испытания детского организма на прочность. Чтобы вырастали настоящие воины, а не маменькины корзиночки!

Песок из песочницы наполовину мигрировал в ближайшие подъезды. Небольшая железная карусель, похожая на орудие пыток инквизиции, поскрипывала так, будто у нее болят все винтики. Рядом лежал рваный футбольный мяч, набитый травой и ветками. Турник и стенка с кольцами разного размера предлагали всем желающим заняться спортом.

Три престарелые камеры дворового наблюдения в юбках проследили за тем, как мы с Яном проследовали к одной из дверей дома. Я ни грамма не сомневался, что нас в это время могли сфотографировать, просканировать и выдать оценочное мнение. Возможно даже матом.

Дверь встретила нас радостным взвизгом. За дверью оказался вполне себе советский подъезд. Такие можно до сих пор увидеть в двух, а то и трёхэтажных домах.