Ревизор: возвращение в СССР 44 - Серж Винтеркей

— Чёрт её знает, — пожал я плечами, хотя и знал, что собеседник этого не увидит. — Давай вместе порассуждаем. Каким бы мотивом из тех, что мы с тобой рассмотрели, ни руководствовалась Величко, в данный момент она впервые за все три года обучения сделала какой-то правильный шаг, решив, хоть и по совершенно прагматичными соображениям, помочь детям-сиротам под Новый год. С моей точки зрения, это шаг в правильном направлении. Вот у тех же американцев, если посмотреть, куча мультимиллионеров оставляет много денег больницам, университетам. Ты думаешь, они хоть на каплю добрые люди? Ни черта подобного! Они просто хотят, чтобы на новом построенном здании в больнице или университете, висела табличка с их именем. Деньги-то с собой в могилу не унесёшь, да и мысль неприятна, что едва помрёшь, как тут же все про тебя забудут. О них же знают только потому, что у них много денег, а у мертвеца много денег быть уже не может по определению. Кто будет долго помнить о человеке, единственным достижением которого была способность много чего-то перепродать?

— Даже так у них все обстоит? — переспросил меня Булатов. — Вот прям берут и миллионы долларов отваливают запросто?

— Ну да. Но студентам-то выгодно прийти в новенькое здание на учёбу, чем в старое без ремонта, и пациентам в больнице тоже лучше, когда больше палат для больных, больше нового оборудования. Там у них всё платно, конечно, и учёба, и лечение, так что польза резко уменьшается, но я какую мысль хочу вывести: что чёрт с ними, с мотивами, если человек правильно поступает. Так что предлагаю из таких соображений позволить Величко думать, что она наладила с нами отношения, начать даже потихоньку с ней общаться, но с условием, что мы никогда не будем забывать, что человек она очень специфический. Нам же что главное, когда мы с кем-то общаемся? Правильно — понимать, что это за человек, что ему можно говорить, а что нельзя, можно с ним в разведку идти или в спину выстрелит… С этой точки зрения в отношении Алины иллюзий у нас нет и быть не может, так что будем просто почаще улыбаться ей, но помнить, что настоящей дружбы у нас с ней не выйдет. Может быть, даже тогда и в следующем году на день рождения к ней сходим, а она, глядишь, снова детишкам через своего отца какие-то подарки организует новые…

— Ну а почему бы и нет, Паша? — сказал староста. — Ты прав, шаг она сделала хороший, правильный, ради этого можно и потерпеть ее общество…

На этом и закончили наш разговор.

Я положил трубку, и тут мне в голову пришла одна интересная мысль: а ведь у меня в шкафу накопилось уже очень даже прилично дефицитных книг, причём каждая в пятнадцати, а некоторые и в большем числе экземпляров. Когда я начинал их собирать, для меня это было способом как установить, так и поддержать хорошие отношения с людьми, находящимися гораздо выше меня по социальному статусу, раздаривая их.

Но как-то я за эти два года в Москве уже достаточно сильно отъелся и вес в обществе приобрел. По сути, не так уж много кому теперь и необходимо дарить такие подарки, чтобы улучшить отношения, значит, нет смысла у меня держать по пятнадцать экземпляров каждой книги. Более того, это уже не очень и правильно выходит, что веду себя как собака на сене, учитывая, что в СССР хорошие книги — это страшный дефицит.

Так что надо мне собрать по десять экземпляров каждой из книг, что у меня есть, багажник аккуратно бумагой выстелить, чтобы не запачкались во время поездки, да и отвезти детям в детский дом, в их библиотеку. Книги у меня только самые лучшие, детям должно понравиться. Авось появится среди них побольше запойных читателей…

И если я и дальше буду также делать, а почему бы и нет, кто мне помешает, то библиотека в этом детском доме быстро станет достаточно неплохой по комплектации. Можно, кстати, договориться с библиотекарем, чтобы они, к примеру, половину из привезённых моих книг, зачем им столько экземпляров, меняли в других детских домах на другие дефицитные издания. Ну, в том случае, конечно, если им позволяют такие рода вещи делать. Правда, это далеко не факт… Да, вряд ли, едва возьмешь на учет, уже подсудное дело, если книги с него пропали…

Наверное, надо тогда иначе сделать. Разбить всю партию на две части, и в разные детские дома отвести… Вот это дело…

Хмыкнул, вспомнив, как в Советском Союзе было популярно при возможности покупать две или три дефицитных книги для того, чтобы дети, когда вырастут и отделятся, могли собственную библиотеку завести. Я и сам так делал, хотя, конечно, в силу возраста, уже на самом излёте Советского Союза. Не мог тогда никто себе представить, что пройдёт всего несколько десятков лет, и эти книги будут грудами лежать на мусорках у подъездов… Невероятное по нынешним временам зрелище… Нет, сейчас тоже иногда можно увидеть груды книг, лежащие на мусорке, но, как правило, это будет результат ликвидации какого-нибудь учреждения и лежать там будут сплошь всякие унылые тексты, никому никогда не нужные. А Дюма и Мопассана хозяйственные работники ликвидируемого учреждения сами приберут, не дадут выбросить такую ценность…

Вспомнил, как где-то в начале 1980-х, когда я был ещё подростком, мы с другом нашли множество связок вот такой литературы на мусорке в гаражном кооперативе. На каждой книге еще и штамп был какой-то организации, уже и не упомню, какой именно. Конечно же, немедленно утащили все к себе по домам, в надежде найти что-то ценное, и с умыслом то, что не пригодится, сдать в обмен на заветные талончики на новую дефицитную литературу. Я тогда штук шестьсот этих книг перелопатил, но, увы, так ничего ценного и не нашёл. А ведь наверняка что-то было, кроме тех унылых текстов, что были мной найдены в этих вязанках. У друга в его половине книг случилась та же самая история. Ни одной дефицитной или хотя бы даже мало-мальски интересной книги… Правда, сдав все это в макулатуру, мы получили кучу талончиков на дефицитную литературу, это все же сработало…

Правда, сразу вспомнил и другую историю, еще более счастливую. Как примерно в 1987 году в крупной московской библиотеке по соседству велели расчистить фонды, выставив дубли на продажу. И вот тогда у меня уже был настоящий книжный