Полукровка - Василий Горъ

на его трехмерную схему, позаимствованную из планетарной Сети Белогорья-три до начала разгона, траектории перемещений и пришли к выводу, что эти деятели взламывают искин, дабы выяснить, что именно добывается с этого конкретного астероида.

Так оно, собственно, и оказалось — на одиннадцатой минуте наблюдения Феникс засек активацию систем связи ближнего радиуса действия, а еще через две транспортник отработал эволюционниками и полетел тырить чужое добро.

Будь в моем распоряжении хотя бы один «Одуванчик», я бы однозначно сжег эту лоханку и свалил от остальных кораблей. А так отошел подальше, чуть-чуть подождал и отправился ко второму МДРК, зависшему в одной точке.

Десантура этого повела себя в уже продемонстрированном ключе. То есть, пробила альтернативный вход в отсек управления, зачем-то загнала внутрь два тяжелых штурмовых бота — хотя не могла не располагать данными с биосканера — и разделилась: одна пара потопала хакать искин, а остальной народ отправился в жилой отсек. Обыскивать спешно брошенные каюты.

Три следующих ГОК-а были обобраны в том же самом стиле: амеры на редкость дисциплинированно отрабатывали стыковку, создание альтернативного входа и первичную проверку помещений, а потом превращались в мародеров. И тащили в свои корабли все, что плохо лежало. Последнее, естественно, бесило, зато первое радовало до невозможности. Все время, пока мы носились по этой части пояса астероидов и искали подходящий ГОК.

Кстати, два первых забраковали из-за того, что они находились слишком близко к уже обнаруженным амерами. Третий оказался малым и не того проекта, который был нужен. Зато к четвертому — среднему комбинату проекта «Сизиф» — рванули на всех парусах, быстренько просканировали по полной программе и пристыковались вплотную к самому мелкому горнопроходческому комбайну, забытому включенным.

На этом этапе «Мороком» рулил Феникс, поэтому я вылетел наружу чуть ли не раньше, чем борт замер в неподвижности. И, сходу отработав сегментными антигравами, бросил себя к уродливой нашлепке на верхней части механизма. А там развил бурную деятельность — вскрыл лючок, о существовании которого узнал все от того же искина, показал панорамную картинку содержимого отсека, раскурочил блок, который «внезапно» обзавелся зеленым кантиком в модуле дополненной реальности, подключил к нужным разъемам «пиявку» и умыл руки. В смысле, шустренько вернулся на корабль, поднялся в рубку, вошел в пилотский интерфейс и затаил дыхание.

Следующие секунд двенадцать-пятнадцать на картинке с бортовой камеры не происходило ровным счетом ничего.

Зато после того, как мой ИИ взял под контроль ГПК и понизил мощность антиграва, «притягивавшего» его к астероиду, здоровенная машина плавно приподнялась на мощных гусеницах, медленно, но уверенно переползла на новое место, села, опустила манипулятор и, вроде как, отключилась.

Что самое интересное, замерла наперекосяк и стала выглядеть жалко. То ли за счет того, что одна гусеница «совершенно случайно» оказалась в яме, то ли из-за опущенного «клюва». Вот я и Феникса и похвалил. Потом отвел «Морок» от астероида, завис в пятнадцати километрах и заставил себя расслабиться.

Расслаблялся почти час. Хотя душа требовала действия. А для того, чтобы не нервничать, висел в доступных флотских каналах и пытался представить то, что описывалось сухими армейскими канцеляризмами. В результате порадовался первым успехам рейдовой группы Первого Ударного, развлекавшейся не так уж и далеко от меня, страшно расстроился из-за гибели еще одного рейсовика, по какой-то причине проигнорировавшего приказ сходить со струны в какой-нибудь мертвой системе и нарвавшегося на амеров, и здорово понервничал во время семнадцатиминутного «наката» на флот, оборонявший Белогорье-два. Кроме того, отправил в черный список еще четыре идентификатора из ведомства моего покойного дядюшки и аж девять ассоциирующихся с Колесниковым-старшим. А потом «наш» ГОК, наконец, нашел МДРК и порадовал с первых же мгновений. В смысле, зашел к отсеку управления по траектории, мало чем отличавшейся от уже виденных, намертво пристыковался, бодренько продырявил прочный корпус «пробойником» и выпустил наружу десантуру.

Перепрограммированный комбайн никого не заинтересовал — да, стоял в каких-то семи метрах от «Призрака», но выглядел уж очень уныло. Вот вояки в дыру и попрыгали. А зря: буквально через секунду после «исчезновения» самого последнего ГПК переключился в рабочий режим, стремительно развернулся на сто семьдесят с чем-то градусов и, не останавливаясь, полыхнул промышленным лазером. Причем не в стандартном режиме и даже не в режиме повышенной мощности, а на расплав рабочего тела. Движением луча управлял Феникс, так что МДРК разрезало по диагонали, зацепило как минимум пяток БЧ средних ПКР и смахнуло верхнюю треть отсека управления ГОК-а. Да, луч испарил то ли два, то ли три скафа, но прилетело и остальным. Обломками взорвавшегося корабля.

— Миленько… — довольно мурлыкнул я, уводя «Морок» куда подальше. И сокрушенно вздохнул: — Жаль, что этим финтом больше не воспользуешься…

Глава 13

15–21 июня 2469 по ЕГК.

…Из Белогорья ушли через нечто среднее между «двоечкой» и «троечкой». Часов через восемь после того, как «помогли» тяжелому транспортнику ССНА сорваться в дичайший резонанс перед выходом на струну.

Да, рисковали. Причем и во время «помощи», и во время излишне экстремального ухода из системы. Но информационные бюллетени пресс-службы Ромодановских, выкладываемые в гражданские каналы каждые три часа, раздували и без того жаркое пламя лютой ненависти к амерам, их союзникам и нашим продажным соотечественникам, а запасы кислорода, еды и воды в моем «Мороке» были ни разу не бесконечными, и пополнить их в этой системе было нереально.

Первые минут сорок после ухода в гипер у меня тряслись руки — наводки от флуктуаций Ершова длились почти двадцать семь минут, а как минимум одна из четырех коррекций получалась недостаточно «чистой» и вызывала вторичный резонанс, который получалось гасить воистину титаническими усилиями. Слава богу, в какой-то момент Феникс устал наблюдать за моим отходняком, незаметно изменил состав воздуха и отправил меня в медикаментозный сон. И держал в нем аж до семи тридцати утра среды, то есть, почти тридцать восемь часов! Надо ли говорить, что после пробуждения мне стало не до рефлексий? Наверное, нет: я еле добежал до санузла, а после того, как облегчился и ополоснулся, практически с тем же энтузиазмом умял два с половиной пищевых рациона.

Неслабо напрягался и следующие восемь часов — осваивал аппаратуру КТК на практике, «собственноручно» набирал исходную информацию для расчетов, анализировал распределение масс в системе коричневого карлика, определял области интерференции полей Канта-Андерсона в части системы, из которой собирался прыгнуть к Смоленску, и определялся с идеальной траекторией для разгона. Да, практическое занятие