Желаете выгулять питомца? - Александр Шихорин

благодаря им эта гигантская некроколбаса сможет летать или хотя бы парить над землёй, заставляла меня по-дурацки лыбиться и мысленно мерзко хихикать. Но увы, тот увиденный над побережьем костяной дракон пока что был единственным и неповторимым.

Часов через пять Шарайнэ резко начала снижаться и я увидел, что посреди болота, над которым мы пролетали, торчат покосившиеся руины какого-то здания. От него осталось лишь несколько полуобвалившихся стен, на которых покоилась каменная плита, похожая на ту, что я уже видел по прибытию на Ильвар. И, подтверждая сразу же возникшие ожидания, под этой плитой тоже оказалась платформа телепорта.

— Мы почти на месте, — сообщила Шарайнэ, занявшись активацией. — Напоминаю, руки и хвосты не высовываем.

Азарат в ответ на это лишь фыркнула, брезгливо отряхивая с рук и ног болотную жижу, так как ей сначала пришлось приземлиться прямо в трясину перед тем как трансформироваться. Я же, тем временем, разглядывал остатки руин в поисках чего-нибудь примечательного. Однако, к сожалению, даже если когда-то тут был какой-нибудь роскошный зал с терминалом телепортации, в котором на Азарат сразу же набросились бы за «куды по помытому!», время и ненастья стёрли всякие следы прошлого и вахтёров.

Другая сторона телепорта встретила нас гладкой как стол равниной, покрытой белоснежной крупой и окружённой кольцом высоких непроглядно-чёрных гор. Поначалу я решил, что под ногами лежит снег, но потрогав его, понял, что земля усыпана чем-то иным, сухим и колючим. Словно соль или толчёное стекло.

Открыв карту, я обнаружил, что телепорт забросил нас тысячи так на три километров северо-западней предыдущего места, ближе к середине материка и за пределы экватора. Может, всё-таки снег?.. Я снова набрал в ладонь белую субстанцию, но таять она отказывалась. Да и температура воздуха не походила на северную. Лизнуть, что-ли?..

— Нам туда, — Шарайнэ указала на юг. — Осталось недалеко.

Я глянул на горизонт, отряхивая ладонь, но пока не обнаружил впереди ничего примечательного.

Да, обстановка на континенте, в целом, выглядела плачевно и находилась далеко за гранью того, что на Земле назвали бы «экологической катастрофой». Унылое, безрадостное место, пронизанное гнетущей и депрессивной атмосферой. Однако я пока не ощущал того ужаса и отчаяния, которое мне постоянно пыталась внушить Шарайнэ. Может, я просто становлюсь всё более чёрствым и менее впечатлительным из-за своего Владыческого бытия?

Вскоре я понял, что, возможно, слегка поспешил с выводами.

Место, в которое вела нас Шарайнэ, я ощутил до того как увидел.

Воздух перестал быть просто воздухом, пусть даже полным смердящего смога. Он стал плотным, вязким, словно мы летели сквозь невидимый, холодный сироп. Привычное ощущение полета сменилось борьбой. Каждый магический импульс, поддерживавший меня, давался с усилием, будто кто-то сопротивлялся вторжению. И я видел, что это же касалось и драконесс. Досель трепещущая мантия Шарайнэ обмякла и бессильно повисла, старуха продвигалась вперёд с заметным усилием. Азарат перестала лететь на одной лишь магии и усердно взмахивала крыльями, но те двигались неохотно и тяжело, словно находились под водой.

А потом пейзаж белой пустыни вдруг преобразился, словно мы пересекли незримый барьер. Он перестал быть просто мертвым. Он стал неправильным.

Гравитация здесь была пьяна как гном после всенощной гульбы. Она не тянула вниз постоянно и равномерно, а дышала и пульсировала. Медленный, тяжелый выдох, во время которого из под белого покрывала вырывало в воздух огромные, оплавленные валуны и поднимало на высоту. А после резкий, сжимающий вдох, от которого они с глухо рушились обратно, поднимая облака загадочного белого снега, над которым эти выверты гравитации словно бы были не властны. Мы летели сквозь поле этих колеблющихся то вверх, то вниз камней, и наш путь был не прямой линией, а синусоидой, подчиненной этому безумному ритму. Сил едва хватало на то, чтобы не расшибиться об землю во время усиливавшегося притяжения. О том, чтобы постоянно удерживать одну высоту, не могло быть и речи.

Небо над головой было изорвано. Грубые, уродливые шрамы из багровых и иссиня-черных облаков хаотично пересекали небесный свод, и между ними реальность мерцала, как испорченный кинескоп, демонстрируя не виды неба и солнца, и даже не звёзды, а отражение пустыни под нами.

Разок под нами мелькнула река, но в ней не было ни воды, ни чёрной «смолы». В её русле медленно текли образы. Я видел как рушатся башни, которых, быть может, никогда не существовало или же их ещё не построили. Видел как цветут и увядают за секунду призрачные цветы, как проносятся над ними тени чудовищ — былых, нынешних и будущих. Я не знал, откуда в моей голове взялось это понимание, но я чётко осознавал, что под нами протекала река Времени, точнее крохотный её ручеёк, ускользнувший из материнских берегов. И, пробившись в этот мир, теперь нёс в своём мутном потоке прошлое, настоящее и еще не случившееся будущее, беря исток в Нигде и впадая в Никуда.

Если остаться на его берегу, возможно, ты узнаешь всё, что однажды случится с Тельваром. А возможно, и это куда более вероятно, просто сойдёшь с ума, не в силах разобрать «когда» ты видишь то, что сейчас проплывает перед тобой.

Звук здесь тоже существовал по каким-то особым правилам. Тишина была плотной, почти осязаемой, прямо-таки до боли в ушах. Падавшие валуны грохотали тихо и глухо, на грани слышимости. Зато банальный выдох или шёпот мог превратиться в зудящий потусторонний визг, проникавший тебе прямо в голову.

Даже свет, проникавший через жгуты туч и мерцающие отражения в небе, практически застывал в воздухе кристаллическими иглами, которые медленно таяли, не достигая земли.

А потом впереди показалась она.

Идеально круглая кальдера, похожая на гигантский шрам на теле планеты. Её дно было покрыто не снегом и не камнем, а гладким зеркальным чем-то. Но оно отражало не небо над нами. Оно отражало то, чего здесь не было. Чистое голубое небо с белыми облаками, зеленые леса и стаи пёстрых птиц. Ильвар, каким он должен был быть. Это была пронзительная, тоскующая память мира.

А над самым центром этого зеркала прошлого висело то, что, видимо, и хотела показать мне Шарайнэ.

Это была не вещь. Это было её отсутствие.

Дыра в гобелене Бытия. Крохотная, едва заметная глазу. Не чёрная, но абсолютно пустая. Точка идеального ничто, которая не поглощала, а отрицала реальность и существование чего-либо. Я видел как свет, подлетая к ней слишком близко, в страхе растягивался в тонкие, дрожащие нити и огибал зерно несуществования. Я видел испуганно дрожжит воздух, пытаясь не кануть в бездну Ничего.

—