Зябликова Зина и методы нерационального мышления - Александр Бестужев

Итак, всё это время до её прихода на кухню, я занималась нарезкой и заправкой салатов, поскольку приставленный для этой работы тупоумый зомби, с ней определённо не справлялся.

Меня так и подмывало каждый раз спросить: «И это вы подаёте на стол?»

Дальше до самого вечера пошла обычная кухонная рутина: принеси, подай, нарежь, разморозь, подсоли и прочее, прочее.

Рабочий день закончился, и меня предоставили самой себе, да так резко, что я даже растерялась немного.

Обедала я прямо здесь, на кухне, а вот теперь пришла пора позднего ужина. Наполнив тарелку порцией вкусной каши, я зачерпнула из кастрюли подливку с остатками изумительного мяса и уничтожила содержимое, похрустывая каким-то зелёным корнем, довольно питательным, но далеко не таким вкусным как бы мне хотелось.

Ни Марка ни Риты я за этот день не встретила, да и не удивительно — что им тут было делать? Мне жутко хотелось у них спросить про вчерашнюю историю, но они явно не хотели показываться мне на глаза.

Я немного побродила по подземным лабиринтам, едва не заблудилась и решила, что на сегодня с меня хватит.

Лёжа на подстилке, подобно собачонке в конуре, я всеми силами стремилась уснуть, но сон всё не шёл.

Промучившись ещё около получаса, и страдая от невозможности вытянуться во весь рост, я решила сходить немножко развеяться.

Выйдя из кухни, пошла по направлению к выходу из лабиринта, благо за эти несколько дней я хотя бы приблизительно смогла понять примерное расположение тоннелей. К моему счастью, они не были проложены в скале случайным образом, а больше поддавались системному и логичному расположению.

Здесь выход из тоннеля никто не охранял, и я наконец смогла лицезреть святую святых — саму обитель некромантов.

А посмотреть здесь было на что: прямо при выходе из тоннеля, взгляду открывалась огромная пещера, наполненная миллиардами светлячков, испускающих тусклый и слабый, но всё же свет, превращающий тьму подземелья в сумерки. Вокруг меня возвышались тёмные громады двухэтажных построек, прямых, угловатых, с покатыми прямыми крышами, имеющих всего одно окно возле входа, к тёмному проёму которого вела каменная узловатая лестница, больше похожая на застывший и окаменевший хребет неведомого животного.

Дверей постройки не имели, вместо них на подошедшего смотрела исконная тьма, марево, которое колыхалось без единого порыва ветерка.

Я побоялась подходить ближе, поскольку мне вдруг показалось, что дотронься я до него и оно вцепиться мне в руку. Кроме этого, от него исходил слабый запах разлагающейся плоти, какой бывает у покойника, пролежавшего на сильной жаре несколько часов.

Сами по себе дома очень отличались друг от друга, они были разной длины и ширины, имели разные формы и возможно окраску, в темноте сказать сложно, но они все были не выше двух этажей.

Попетляв между ними, я вышла к огромной пустой площади, посреди которой, к самому потолку пещеры, уходил длинный остроконечный обелиск из материала, очень похожего на полупрозрачное тёмное стекло. Увидев этот удивительно ровный, без единого изъяна монумент, я не смогла сдержаться от сильного желания дотронуться до него.

Руки сами потянулись к поднимающейся ввысь стелле, тело, словно пробил электрический заряд, и ноги понесли меня вперёд, на встречу приключениям.

Каждый мой шаг по пустой площади раздавался в гулкой тишине громким топотом, отражающимся от стен домов и далёких сводов пещеры нестерпимым эхом.

Чем ближе я подходила — тем яснее в моей голове раздавались голоса, зовущие меня к себе. Некоторые из этих голосов были мне знакомы, часть из них я слышала впервые.

И вот, когда мне остался всего лишь один шаг, когда между мной и обелиском остались считанные метры, кто-то, довольно грубо, дёрнул меня сзади за волосы, потянул назад, а потом резко отбросил прочь.

Я покатилась по булыжной площадке, больно ударяясь о камни и вопя от нестерпимой боли.

Едва только я смогла поднять взгляд, как проклятия, уже собиравшиеся сорваться с моих уст, застыли, — я увидела молодого человека: высокого, кареглазого шатена, одетого в бесформенный чёрный балахон, застегнутый на груди серебряной пряжкой в форме паука. В тусклом свете паук отражался словно живой, блестя кроваво красным изумрудом, вставленным в брошке.

Встретившись глазами с парнем, я потерялась и поплыла. В эту минуту меня словно облили ледяной водой, а затем выставили на мороз, лишив всякой одежды. Ощущения были именно такими — неприятными и жалостливыми по отношению к себе.

Однако, сильный и быстрый удар ладонью сразу привёл меня в себя — голова дёрнулась в сторону, щека загорелась огнём, я упала на камни, а на глаза предательски накатились слёзы.

Всего одно слово: «Дура», прозвучавшее подобно выстрелу револьвера в русской рулетке, было для меня обиднее чем всё, что я слышала когда-либо раньше в свой адрес. В этом слове было всё: презрение, холод и указание на моё полное ничтожество.

Я лежала на площадке, опираясь одной рукой о булыжник, а второй, держась за ушибленный затылок, и наблюдала, как парень разводит в сторону руки, как между его пальцами формируется фиолетовое свечение, озаряющее меня яркой вспышкой.

Тело мгновенно