Таможня дает добро - Борис Борисович Батыршин

Шкипера они увидели сразу, едва вошли в заведение — устроившись в углу, за отдельным столом, Филипп Дмитриевич поглощал бифштексы, горкой возвышавшиеся перед ним на большой глиняной тарелке. Увидав новых знакомых, он обрадовался и предложил присоединиться к трапезе. На столе тут же возник стеклянный графинчик с водкой — местное производство, похвастался шкипер, ржаной полугар, тридцать восемь оборотов! — два блюда с бифштексами и закуской, по преимуществу рыбной, и плетёная корзиночка с хлебом непривычного бледно-оранжевого цвета. На вкус хлеб оказался несколько необычным — с сильным ореховым вкусом. Шкипер объяснил, что выпекают его из смеси ржаной муки и местных злаков, которые выращивают далеко отсюда, в предгорьях южного хребта. Туда, охотно из Живого ведёт дорога, заканчивающаяся в городке Нифонтове, жители которого работают на медных рудниках. Остальные заняты в скотоводстве, снабжая прочие поседения Нового Крыма — так называлась территория, заселённая людьми, — бараниной и говядиной. Мясо у них отменное, сообщил шкипер, особенно мраморная говядина — и в доказательство потыкал вилкой в бифштексы.

С гастрономической темы разговор плавно перетёк на географию. Выяснилось, что область, заселённая людьми, тянется вдоль морского побережья полосой шириной до пятидесяти миль, упираясь на юге в предгорья хребта — его вершины они могли наблюдать в туманной дымке над горизонтом, — на востоке же ограничивались узким извилистым заливом, глубоко вдающимся в сушу. Именно оттуда возвращался дубок после лова; маяк же, возле которого состоялась встреча с «Латром», стоял примерно на половине расстояния от залива до Поста Живой.

Казаков спросил, есть ли другие города и где они расположены. Таких оказалось два — Николаев, в пятнадцати километрах к западу по побережью, где было сосредоточено всё местное судостроение, и большая станица Донская. Она располагалась на значительном отдалении от моря, в окружении станиц помельче и многочисленных хуторов. Кроме традиционных для этих мест ржи, пшеницы, овса и гречихи, там выращивают картофель, разводят яблочные и вишнёвые сады. В тех краях обитает больше половины населения Нового Крыма; в Нифонтов из Донской ведёт хорошая дорога. Большая же часть сообщений идёт по морю, парусными каботажными шхунами и большими двухмачтовыми лодками, которые здесь именуют «шаланды».

На вопрос — а сколько всего народу в Новом Крыму? — шкипер ответить затруднился. Выяснилось, что беженцы с «Живого» не были в этих краях первыми — до них на побережье обосновались поселенцы из Зурбагана и ещё нескольких «человеческих» миров. Случилось это лет за сто до появления гостей из Крыма; население колонии составляло к тому времени несколько тысяч человек, и сильно страдало от набегов аборигенов, обитавших на южных нагорьях. Эти, пояснил шкипер, людьми не были, хотя облик имели человекообразный и отличались редкой воинственностью и кровожадностью. Попытки договориться с аборигенами, разграничить «зоны влияния» предпринимались не раз, и привели только к непрерывной череде войн, набегов и мелких стычек. На момент прибытия «Живого» поселенцы терпели поражения и подумывали уже о том, чтобы перебраться в места по спокойнее — но внезапное появление двух сотен опытных бойцов с винтовками и пулемётами (местное ополчение воевало кремнёвыми самопалами) развернуло ситуацию на сто восемьдесят градусов. Недобрых соседей вырезали всех до единого; немногие уцелевшие убрались подальше, за горы, и откуда изредка тревожили новокрымцев набегами. На освободившихся землях был заложен Нифонтов, названный так в честь командира миноносца, которого местные обитатели считают одним из отцов-основателей.

Новоприбывшие быстро заняли большинство начальствующих постов колонии. Казаки из числа Донского офицерского резерва, коих на «Живом» было около сотни, основали станицу Донская; прочие обосновалась на побережье, заложив Порт Живой, где до сих пор обитают их потомки. Одним из таких, правнуком офицера-дроздовца с фотографии, и был шкипер «Херсонеса». Здешнему градоначальнику (совмещавшему должность с постом правителя всего Нового Крыма) подчинялись градоначальники Николаева и Нифонтова а так же наказной атаман войска Донского, чья резиденция располагалась в одноимённой станице. Все трое были потомками крымских эмигрантов — хотя, заметил шкипер, в последнее время ходят разговоры, что новым градоначальником Николаева может стать выходец из семьи, перебравшейся сюда из Маячного Мира, из города Гель-Гью.

На этом беседа на исторические и экономико-политические темы увяла. Сообщённые шкипером сведения отличались ни конкретикой, ни упорядоченностью — за исключением тех, что относились к морю и рыбному промыслу, главному занятию владельца «Херсонеса» и его коллег по цеху. Роман переключился на бифштексы (водку он по дневному времени проигнорировал) а заодно стал приглядываться к посетителям заведения. Их было немного — двое или трое чиновников из портоуправления, офицер со скрещёнными саблями в петлицах щегольского кителя цвета хаки, да компания студентов Нифонтовского университета. Они, как пояснил подававший закуски, половый (так здесь называли официантов), прибыли в Пост Живой для административной практической службы и ежедневно обедали в «Новороссии». Всего студентов было человек десять; заказав большой самовар и пару графинов водки, они устроились за сдвинутыми столами и затянули песню:

…Быстры, как волны,

Все дни нашей жизни,

Что день, то короче

К могиле наш путь…

Налей, налей товарищ,

Заздравную чару…

Бог знает, что с нами

Случится впереди!

— Ты смотри, помнят! — восхитился Казаков. — Стихи, чтоб ты знал, сочинил поэт Серебрянский, ещё в середине позапрошлого, девятнадцатого века. Тогда она тоже считалась студенческой — вот так же по трактирам пели, за рюмкой чая…

— Помолимся, помолимся,

Помолимся Творцу!

К бутылочке приложимся,

…А после — к огурцу!

Налей, налей товарищ,

Заздравную чару…

Бог знает, что с нами

Случится впереди!.. — с чувством выводили студенты. Роман слушал, прикидывая, стоит всё же ли последовать совету автора этих строк, или пока воздержаться.

Половый тем временем приволок студентам огромное блюдо с бифштексами и печёной картошкой; те умолкли и принялись за еду. Попытки Казакова вернуться к истории Нового Крыма успеха не принесли (шкипер к тому моменту уже изрядно набрался и клевал носом), и тогда Роман вспомнил о даме, к которой их собеседник посоветовал обратиться ещё на борту «Квадранта». Означенная особа обитала в двух кварталах от «Новороссии»; они расплатились — как оказалось, здесь охотно принимали зурбаганские талеры и крейцеры, — и, взяв в трактире мальчишку-посыльного в качестве проводника, поспешили откланяться.

VIII

Дверь открыла хозяйка дома — женщина лет тридцати пяти, высокая, стройная, но не сказать, чтобы худощавая, с правильными чертами слегка вытянутого лица, смуглой кожей и каштановыми волосами, уложенными в несложную, но элегантную причёску. С первого взгляда Роману показалось, что ей не больше двадцати пяти лет, но разглядев внимательный, оценивающий